Двойник для шута

— Ну, любовь — это своего рода болезнь, об этом пишут и ученые, и мудрецы, и поэты. Причем все настаивают на том, что болезнь эта неизлечима.

— А ты сам как думаешь?

— Я с ними не вполне согласен: грубость, непонимание, ложь, несправедливость — все это может стать хорошим лекарством от любого светлого чувства. И любви в том числе.

Император нахмурился:

— Но я ведь все равно должен на ней жениться, а значит кому какое дело, как станут развиваться наши отношения. Я имею в виду — что плохого в том, что, кажется, я влюбился в собственную невесту? Она оказалась такой необыкновенной.

— Это просто прекрасно. Ваше величество, — мягко молвил маг. — Что же тебя тревожит?

— Наверное, отсутствие соответствующей традиции. Мои предки не сильно обожали своих жен, не правда ли?

— Просто им не так везло, как тебе, Ваше величество. Многие были вынуждены страдать от запретной любви, храня верность тем, кто занимал, по сути, не свое место. Бремя императора — тяжкое бремя. И тебе посчастливилось, если твои обязательства совпадают с твоими желаниями.

— Непривычно как-то, — пожаловался Ортон. — Кажется, вот-вот что-то такое возникнет, что помешает мне любить и быть любимым, помешает достичь счастья. Слишком все хорошо — не нравится мне это.

— Может, просто принцесса к тебе равнодушна, вот ты и мечешься? — озарило Аббона.

— По-моему, наоборот, она расположена ко мне даже больше, чем я мог мечтать. За такой короткий срок знакомства мы с ней прекрасно поладили и обнаружили столько общего… Ты ведь знаешь, как это бывает: мелочи, иногда незаметные глазу, а столько говорят. Арианна не просто очаровательна, мила, умна и обаятельна. Она еще и относится ко мне особенно. Ко мне никто так не относился, и сам я ни о ком раньше так не думал. Вот тут, — и император, смущаясь, указал рукой на грудь, — вот тут тепло и все время сжимается сердце. Когда я читал любовные романы, мне и в голову не приходило, что все, что описывается в них, люди чувствуют на самом деле. Я полагал это прекрасной поэтической выдумкой.

— Рад, что тебе удалось испытать это на собственном опыте, — пробормотал Аббон. — Меня настораживает одно, мой мальчик. Не дай Бог, ты окажешься прав в том, что слишком все хорошо складывается в столь опасное для тебя время. Бывает, что плата за такое счастье оказывается непомерной.

Ортон пустил коня галопом и сильно оторвался от своих спутников. Магу удалось догнать его только через минуту, и он сильно запыхался.

— Государь, государь, умерь свой пыл. В моем возрасте такие скачки отнимают гораздо больше сил, чем раньше. Подумай о моих рассыпающихся костях.

Император обернулся к нему с веселой улыбкой:

— Негодник! Недавно некая графиня изливала душу своей приятельнице так громко, что мне удалось услышать большую часть ее скорбной истории, и…

— Ты подслушивал?! — с преувеличенным возмущением воскликнул Аббон.

— Естественно. Как же еще мне узнавать, что творится у меня под носом? Так вот, она жаловалась, что ты был с ней любезен, даже слишком любезен какое-то время, а потом оставил ее ради молоденькой баронессы, которая тоже не осталась равнодушна к твоим чарам. Ты что, насильно вливаешь им свое приворотное зелье? И тебе ли говорить после этого о возрасте?

— Оставим эту тему, мой мальчик, — смущенно молвил Аббон. — Я натура творческая, увлекающаяся. Семья, дети, тихий уютный очаг еще лет триста назад перестали меня привлекать. Но объяснить это милым дамам не дано даже мне при всех моих способностях.

— Хорошо, — согласился Ортон. — Поговорим о тех сомнениях, которые возникли у тебя по поводу последних событий и которыми ты отказался со мной делиться. А как теперь, после смерти близнеца? Ты уже советовался с Сивардом?

Аббон сразу понял, о чем идет речь. Замялся, но подумал, что невозможно отмалчиваться все время.

— Нет, государь, — ответил совершенно другим тоном, серьезно и сурово. — Я еще не говорил с рыжим, но беда не в этом, а в том, что Аластеру пришла в голову некая идея. И это меня пугает сильнее всего. Аластер-то не ошибается, как бы мне того ни хотелось.

— Он мне ничего не говорил.

— Он пришел ко мне за помощью, чтобы проверить некоторые свои соображения. Ничего толкового мы с ним так и не придумали, однако и его, и меня смущает нарочитость поступков нашего врага — я, конечно, не об убийстве говорю. Вся история с подкупом, как в свое время и нападение бангалорского флота на Анамур, слишком смахивает на авантюру, чтобы всерьез относиться к такому противнику.

Двести пятьдесят лет назад твои предки решили не придавать особого значения внезапной вспышке агрессии со стороны Бангалора — посчитали это чем-то вроде мальчишества: детской болезни самоутверждения. И — верные заветам Брагана — не сочли себя вправе пройти с огнем и мечом по всему архипелагу, наказывая ни в чем не повинных жителей за глупость и злобность их владыки. Признаюсь, тогда я был одним из самых ярых сторонников такого решения. И когда наша армия все же высадилась на Алоре, всячески настаивал на том, чтобы немедленно отозвать ее назад.