Двойник китайского императора

Анвар Абидович вспомнил, какой гениальный ход он придумал в прошлом году на похоронах отца. По мусульманским обычаям людям, пришедшим на похороны, дарят платок или дешевую тюбетейку, полотенце или рубашку. Наполеон вспомнил о чапанах и халатах, скопившихся у него дома и у свояка, начальника ОБХСС, и о портфелях и "дипломатах", о которых он, конечно, знал; не меньшее количество находилось у него самого и дома, и в шкафах просторного кабинета в обкоме; правда, до галантерейного магазина он не додумался. И на каждого пришедшего на похороны был надет чапан, и каждому вручался "дипломат" или портфель, но и тут делали подарки по рангу: кому парчовый халат и кожаный "дипломат" с цифровым кодом, а кому попроще. Таких роскошных подарков в этом краю не делал никто — даже эмир бухарский, так уверяли аксакалы, и молва о щедрости Анвара Абидовича, об уважении его к памяти отца еще долго жила в народе.

Не исключено, что среди восьмисот шестидесяти человек, посетивших в скорбный день дом Тилляходжаевых, а учет велся строго, кто-то и получил обратно именно тот чапан, что сам некогда дарил секретарю обкома или его свояку, полковнику Нурматову, или тот "дипломат", в котором приносил взятку.

Надо отметить, что с похорон не только возвращаются с подарками, но и приходят туда с тугими конвертами — должностных лиц и свадьба и похороны не оставляют внакладе, и день скорби превращается в официальный сбор дани и взяток — везут и несут не таясь, прикрываясь народными обычаями и традицией.

Анвар Абидович только принимал соболезнования и конверты и до подсчета, как свояк, не снизошел, не располагал на такие пустяки временем, но жена доложила, что собрали чуть более ста тысяч.

Кто скажет, что нынче похороны разорительны?

— Я, конечно, не призналась, что знаю его тайну, только просила его почаще бывать со мной, читать, смотреть телевизор, но он упрямо говорил: нет уж, читай сама за нас двоих, а у меня дела. Но вот странно: уже скоро почти год, как он стал приходить без портфеля или "дипломата", но по-прежнему по вечерам запирается в кабинете и вновь пересчитывает деньги — наверное, поменял те трешки и рубли, что собирал годами; мне кажется, он свихнулся и переписывает в бухгалтерские книги номера своих любимых купюр…

Вот теперь-то для Наполеона все стало ясно: он понял, когда свояк, как и он, перешел на золото, оттого и перестал таскать домой "дипломаты". Нет, не зря он задал в начале обеда невинный вопрос. А вслух он сказал спокойно:

— Зря ты волнуешься, милая, работа у него действительно государственной важности, трудовая, и тайн в ней много, даже от тебя, — он давал подписку. А то, что он по ночам считает деньги, так у него служба такая: знаешь, сколько они изымают нетрудовых доходов у всяких хапуг и дельцов и вообще у людей нечистоплотных. Видимо, в управлении не успевает, потому и трудится дома — тут у вас все условия, никто его не отвлекает. А с "дипломатами", портфелями выходит сущий беспорядок, безобразие, если не сказать жестче, — я ему укажу. Инвентарь и имущество беречь следует — тут ты права, умница…

— Нет, я по глазам вижу, его надо показать психиатру, — упрямо гнула свое Шарофат.

Тема Анвара Абидовича уже не интересовала: все, что надо, он вызнал, и потому, чтобы свернуть разговор, как бы смирясь, сказал:

— Ну, если ты настаиваешь — покажем, есть хорошие психиатры, и даже у нас в местной лечебнице… — Когда он произнес "у нас в местной лечебнице", у него в голове мелькнул зловещий план, и от радости он чуть в ладоши не захлопал, но вовремя сдержался.

Хотелось Шарофат рассказать еще об одном случае, даже двух, наверняка, требующих вмешательства психиатра, но раздумала — боялась окончательно испортить настроение любовнику.

Проснулась она однажды среди ночи и услышала, как муж бормотал перед сном молитву; опять засиделся почти до рассвета в кабинете, считал, как обычно, деньги. Странная молитва… Он всегда бубнил себе под нос, укладываясь среди ночи рядом с женой, и Шарофат никогда не обращала внимания, считая, что это обычные суры, знакомые каждому мусульманину с детства, а в этот раз услышала — то ли молитва оказалась более внятной, то ли лучше прислушалась.

— О Аллах великий, — шептал начальник ОБХСС в ночной тиши роскошной спальни, — пусть в крае, мне подвластном, множатся магазины, склады, базы, гостиницы, кемпинги, кафе, рестораны, рюмочные, пивные, забегаловки, базары, толкучки, станции технического обслуживания. Пусть с каждым днем будет больше спекулянтов, перекупщиков, фарцовщиков, валютчиков, наркоманов, зубных техников, воров, проституток, растратчиков, рэкетиров, людей жадных, нечестных, всяких шустрил, гастролеров, посредников, маклеров, взяточников. Пусть все они в корысти и жадности потеряют контроль над собой и станут моей добычей — пусть воруют и грабят для меня!