Двойник китайского императора

Анвара Абидовича на этот раз оттерли от важного гостя — проморгал он момент, хотя заезжал молодой генерал с женой и в Заркент, и принимал он их не хуже, чем в Каратепе, но откровенно на дружбу не навязывался, держался с достоинством, чем наверняка удивил гостя. Считал генерала выскочкой, временщиком, сделавшим карьеру выгодной женитьбой, как его свояк Нурматов, и понимал, что власть у того, пока жив тесть. У Анвара Абидовича своих друзей в Москве хватало, тех, с кем он учился много лет назад в академии, — советы и помощь Верховного оказались кстати, многие его однокашники круто пошли в гору. Вот тут перспективы серьезные, основательные; они знают, кто у них в Узбекистане настоящий друг и на кого нужно ставить карту, только бы подвернулся случай. Нет, зять, пусть даже и генерал-полковник, первый заместитель министра, — слишком зыбко, несерьезно…

И после каждой его инспекции начинались кадровые перемещения в республике. Своих людей ставит на ключевые посты, даже оттер на вторые роли Яллаева, министра внутренних дел, старого товарища Верховного, заменил на Пирмашева. Хотя один другого стоит, тот пример, когда от перемены мест слагаемых сумма не меняется; Анвар Абидович знал обоих хорошо: алчные, жестокие люди.

"Может, в противовес им выпестовал Верховный Арипова и потому не отдал его на растерзание Москве?" — мелькнула неожиданная догадка. Рашидов — человек дальновидный, мог предусмотреть и этот шанс: нужна узда и для МВД — слишком большая власть у них на местах.

Нет, он ни в коем случае не должен поддерживать смуты и раздоры и тянуть одеяло на себя прежде времени, как пытаются делать иные каратепинцы, бухарцы, джизакцы и самые влиятельные "господа ташкентцы", ну и конечно, Акмаль Арипов, который представляет не область и даже не род, клан, а самого себя. "Я — тимурид", — говорит он тем, кто интересуется его родословной: оттуда, мол, у меня тяга к власти, могуществу, богатству, и кровь меня не страшит, а пьянит.

Надо бы всех вновь вернуть под знамена Верховного: мол, пусть, уходя, он и назовет имя преемника — вроде как справедливо и у каждого есть свой шанс. Но Анвар-то Абидович знал, что в этом случае возможности у него предпочтительные, и не только оттого, что более образован, родовит, доктор наук, учился в столице, имеет прочные связи и выходы на Москву, а прежде всего тем, что он ближе всех Верховному по духу, — в этом Тилляходжаев не сомневался.

Серьезные мысли гложут душу Наполеона, он забывает и про секс-фильм, который не досмотрел, и про Шарофат, и про аппетитный ужин, что специально готовится для него, и даже про золото полковника Нурматова, в чьей роскошной постели он удобно расположился. И опять всплывает в памяти, вроде как некстати, Пулат Муминович. "Как с ним все-таки поступить?" — впервые всерьез задумывается Анвар Абидович. И вдруг думает, что неплохо бы использовать авторитет, уважение в народе в своих целях: например, предложить Махмудова Верховному — тот, наверное, сумеет определить место человеку, не погрязшему в воровстве и бесчестии, порою нужны и такие люди.

И вспоминается ему долгий зимний вечер в Москве в здании узбекского представительства, где он провел приятные часы наедине с Верховным, — тогда он уже заканчивал аспирантуру и рвался домой.

Сейчас он не помнит, по какому же поводу первый высказал такую вот мысль, да это и несущественно, важно, что она теперь оказалась к месту и, считай, спасла Пулата Муминовича от тюрьмы.

"Русские, — говорил он своим бархатным, хорошо поставленным голосом, — искоренили свою аристократию и интеллигенцию в революцию, оставшихся добили в гражданскую, а тех, кто чудом уцелел от того и другого, сгноили в тюрьмах и лагерях или выгнали на чужбину, а двум поколениям их детей закрыли доступ к образованию. Мы должны учесть их опыт и бережно относиться к своей аристократии и интеллигенции".

Выходит, законопать он в тюрьму Пулата Муминовича — нарушит наказ своего учителя, пойдет против его воли, а тот может и разгневаться, если узнает еще, что отец Махмудова расстрелян в тридцать пятом году и распалась семья, род и теперь, спустя полвека, повторилась история. Да, мрачная получилась картина — за такое Верховный и его не погладит по головке.

Надо придумать что-нибудь другое, рассуждал Анвар Абидович, и в ближайшие дни возбуждение уголовного дела Пулату Муминовичу не грозило. А там, кто знает, — переменчиво настроение Наполеона. Но сегодня ему хочется думать только о приятном, хватит для него и изнурительной борьбы с Махмудовым — весь день сломал, выбил из колеи… Вдруг до него доносится из кухни песня — поет Шарофат; у сестер Касымовых приятные голоса — об этом знают все в округе. Хорошее сегодня у нее настроение, и он доволен, что решил остаться на ночь, хотя дел у него невпроворот, и, смягчаясь душой, думает, что он не совсем справедлив к нынешнему дню, даже если и был в нем упрямый Махмудов.