Двойник китайского императора

В тот вечер чуть не произошла стычка с друзьями Закира. В какой-то момент, когда девушки, увидев в толпе своих давних подруг, отлучились на несколько минут в другой конец громадной танцплощадки, группа парней оттеснила практикантов к ограде. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы в разгар выяснения отношений не объявился Раушенбах.

Марик отвел кого надо в сторону и объяснил, что это его друзья и познакомились они с девушками у него на дне рождения и, мол, о Закире они в курсе, предупреждены, что это просто чисто приятельские, интеллигентные связи со столичными ребятами. Дружки знали, что через Нору Закир общается с джазменами, особенно с Раушенбахом, поэтому оставили практикантов в покое, но, уходя, все же пригрозили:

— Смотри, Марик, если что — перед Закиром сам ответ держать будешь. А за Нору он и брата родного не пощадит.

В тот вечер, возвращаясь домой, вернее туда, где они снимали комнату, Пулат сказал неожиданно:

— Знаешь, Саня, я очень понимаю Закира Рваного, чей дух постоянно витает возле нас. Я бы тоже сделал все, что в моих силах, чтобы Нора не досталась другому.

— Ты что, дружище, влюбился? — спросил удивленно Кондратов.

— Может быть, но с той минуты, как нас предупредили, я держу себя в узде. Не то чтобы испугался: у нас в народе есть поверье — чужое не приносит счастья. В наших краях, бывает, кому-то невесту определяют чуть ли не с детства, и грех встревать между сужеными. Никто не поймет. И тут похожая ситуация: Нора же сама говорила, что он давно ее любит, еще с флота, и замуж за него предполагает.

— Ну что за отсталые взгляды, прямо особый вид толстовства — отступиться от любимой, если она предназначена другому. По мне, за любовь драться, бороться нужно, что, впрочем, и делает неведомый нам Закир.

— Наверное, логика в твоих словах есть, но ведь что-то мы впитываем с молоком матери, получаем из генетического кода, — продолжал гнуть свое Пулат, как всегда рассудительно.

— А если бы Нора оказалась свободной, как Сталина? — нетерпеливо спросил Саня.

— Тогда совсем другое дело. Я бы не только, как ты, закрутил роман, а обязательно женился на ней. Божественной красоты девушка, у меня голова кружится, когда она смотрит на меня, ничего подобного я до сих пор ни с одной не испытывал…

— Плохи твои дела, Пулат. Если уж равнодушный азиат, как выражаются о тебе блондинки нашего института, так заговорил про прекрасный пол…

— Наверное, ты прав, — всерьез ответил тогда Пулат, — и я решил не искушать судьбу: неделю посижу по вечерам над дипломом, а ты развлекайся со Сталиной, а там, глядишь, и вернется Закир Рваный, и все станет на свои места. Если будут интересоваться, куда я подевался, придумаешь что-нибудь…

Так они и порешили.

Наверное, история на том и закончилась бы, и сегодня Пулат не мучился, принимая на душу еще один грех, если бы через три дня Кондратов не рассказал о неожиданном ночном разговоре Сталине. Никаких целей он не преследовал, просто занесло, как обычно, не туда — случалось с ним такое, хотя он взял со Сталины слово, что сказанное останется между ними. Куда там, да разве можно держать в себе тайну, да такую, что кто-то готов жениться на твоей лучшей подруге! Пожалуй, она посчитала бы такой поступок преступлением и терзалась бы до конца дней своих. Но подобных тонкостей девичьего ума Кондратов не предполагал. Женщина может устоять от многих самых невероятных соблазнов, но от предложения выйти замуж… Тут их словно подменяют — куда девается их осмотрительность, осторожность, взвешенность? И даже вскользь сделанное предложение, намек будят в них дремавшую доныне фантазию — какие они планы начинают строить, какие замки возводить, конечно, если интерес совпадает! Если бы человеку, опрометчиво сделавшему предложение, удалось как-нибудь заглянуть в прожекты, которым дал жизнь, толчок, он, возможно, в ужасе бежал бы. И впредь вместо предложения протягивал бы брачный контракт, в котором четко и ясно излагались бледные перспективы на ближайшие десять лет.

Что-то подобное произошло и с Норой, и ее сердце, до сих пор не принадлежащее никому, без раздумий было отдано Пулату, и только ему. Не только у ее возлюбленного холодело в груди, когда она мягко, с придыханием говорила "Пулат"… У нее самой туманилось в голове, когда она произносила его имя, она шептала в день сотни раз: "Пулат"…