Двойник поневоле

Рука Серого неохотно отпускала добычу, его облик стал размытым и нечетким. Уйдя из полосы тьмы, он превращался в обычного худощавого мужчину средних лет.

– Есть пульс! – воскликнул голос. Чьи-то руки ввели ей в шейную вену катетер, провод жадно проник в магистральную артерию, ища вход в артериальный приток.

Дыхание стало сильным и глубоким, от потока кислорода, хлынувшего в легкие, закружилась голова. Из пустоты выплыло мужское лицо, с седой бородкой и седым венчиком волос на голове.

Лера моргала, в груди жгло. Она увидела испуганное лицо своей соседки по палате. Ее губы часто шевелились. Лера шмыгнула носом и расплакалась. Седой доктор удивленно на нее посмотрел.

– Теперь-то что плакать! Теперь радоваться надо! – сказал он.

Доктор ушел, молоденькая медсестра вышла следом, толкая перед собой тележку с дефибриллятором. Поскрипывало при движении колесико. Лера погружалась в пучину сна. Никаких видений больше не было. Балансируя на грани сладостного забытья, она услышала чье-то приглушенное бормотание. Это молилась вслух, сидя на своей койке, ее соседка по палате; толстая неопрятная женщина.

Встречи

1

– Ты слышишь меня?! Эй!

Губы оросила влага. Теплая, со вкусом железа и пахучей травы. Осторожные римляне в дальних походах избегали пить воду из неизвестных источников, добавляя во фляги корень базилика, считалось, что так можно сохранить ее полезные свойства. Подобное поведение было обусловлено типичным высокомерием римских легионеров, но имелись и вполне практические причины – эпидемия неизвестной болезни, пришедшая из Южного Ханаана. У людей набухали в шее и паху болезненные нарывы, плоть смердела, будто несчастный гнил заживо. Смерть наступала на третий-четвертый день болезни.

– Можешь говорить?

Он открыл глаза. Солнце заслоняла громоздкая фигура, в лицо ударил кислый запах дыхания.

– Да… – ответил человек на римском наречии, – я могу говорить!

– Ты римлянин? – удивился центурион. Он стоял на колене, по причине полуденной жары он снял с головы массивный шлем с алым оперением и держал его на полусогнутой руке.

– Нет… – Путник приподнялся, опершись на локти.

– Ты тот самый беглый гладиатор, которого мы ищем?! – Центурион грубо ткнул пальцем в поблекший шрам на плече бродяги. – Ты на такого не похож. Слишком худой и слабый. Откуда у тебя такие шрамы на груди и плечах?

Человек промолчал.

– Ты хорошо понимаешь мою речь? – Центурион перешел на греческий язык, хотя слова давались ему с трудом. Все эта проклятая жара и пустыня! Мысли становятся медленными и тягучими, как руда в плавильном котле. За свою жизнь он участвовал во множестве военных операций. Под началом легата Публия Квинтилия Вара, глупого и заносчивого полководца, попал в засаду в Тевтобургском лесу. Варвары германского вождя Арминия не ведали страха перед смертью, топор одного из них – рослого богатыря с такими же, как у бродяги, светлыми глазами и русой бородой, – был нацелен центурию в шею. Боги благоволили римлянину в тот день, – почти половина легионеров остались лежать на прохваченной предрассветным морозцем земле, а он отделался рваной раной на скуле и сломанной ключицей. Центурион мало смыслил в искусстве лекарей, но раны, полученные от железа, умел отличить от каких-либо других увечий. Смущало, что бродяга выглядел слишком изможденным для гладиатора.

– Да, понимаю… – последовал ответ.

– Ты беглый гладиатор? И тебя зовут Целодус Фракиец? Отвечай!

Опять упрямое молчание и равнодушный взгляд поверх плеча собеседника! Центурион начал закипать. Верно говорят про тех безумцев, что внимают речам пророков! Их сознанием завладевает гордость, упорство и высокомерие, словно они в компании с богами пировали!

– Идти можешь? – спросил римлянин.

– Могу…

– Тогда поднимайся, бродяга! – сказал центурион, вставая на ноги и отряхивая колено от налипшей сухой глины. – Путь неблизкий.

Мужчина послушно поднялся. Слегка кружилась голова, и саднило в горле, как после простуды. И что-то жгло на спине в области левой лопатки. Центурион тяжело взобрался в седло; это был высокий мужчина сорока лет, кривой шрам на лице уродовал его внешность, стальные глаза выдавали ум и жестокий характер.

– Что-то у него на спине, Деций! – заметил солдат, держащий на изготовку укороченный пилум – римское копье длиной в полтора локтя. Острие с крючкообразным концом было направлено в грудь бродяге.

– Убери копье! – нахмурился центурион. – Этот бродяга разве что может испортить воздух…

Легионеры негромко рассмеялись. В небе появились две черные точки, приближаясь, они превратились в стервятников, медленно проплывающих в бездонной бирюзовой выси. Деций, задрав голову, посмотрел на падальщиков.

– Скотина! – проворчал Деций. – Осквернители могил!

Неизвестно, в чей адрес было обращено ругательство.

– Повернись! – приказал он бродяге.

Тот повиновался.

– Юпитер-громовержец! – воскликнул центурион. – Откуда у тебя это?!