Двойник. Путешествие Юлиуса Пингвина. Повесть о Диком Человеке (сборник)

– Чем? У меня, конечно, есть враги, как у всех, и в особенности как у всякого преуспевающего политического деятеля. Но я не знаю, кто бы из моих врагов мог серьезно ненавидеть меня. Это все только соперничество, зависть, обиды… От них могут быть небольшие политические подвохи – и только. Нет, друг мой, я в это не верю. Это не мой стиль. Я не создан для мелодрамы! Допустим самое невозможное, что кто-нибудь ненавидит меня так, что готов покуситься на мою жизнь… Тогда, вместо того, чтобы назначать такое странное свидание, на которое я или не приду совсем, или приду с полным недоверием, такой мой «враг» просто-напросто может меня ждать на улице, когда я выхожу, чтобы пешком идти домой, как я это часто делаю. И зачем… Нет!.. Это невероятно! Кто меня так ненавидит? Почему? Это не имеет ни малейшего основания… Клянусь тебе. Это письмо… В нем что-то другое…

– Может быть, это какой-нибудь шутник дурного тона. Ему хочется доставить себе удовольствие мистифицировать видного политического деятеля, он хочет подшутить над Клодом Меркером. Если это так, то он попробует злоупотребить твоей легковерностью и будет рассказывать тебе небылицы или же спрячется и с восторгом будет следить, как ты гуляешь вдоль ограды… А на будущей неделе вся эта история появится в каком-нибудь юмористическом журнале и с комментариями…

Меркер нахмурил брови:

– Шутник? Вот придумал! С Клодом Меркером не шутят. Меня хорошо знают. Я отыщу мистификатора, и он тем или иным способом, но дорого мне за это заплатит. В конце концов, чтобы застраховаться от спрятавшегося мистификатора, я просто проеду сначала через площадь; если я никого не увижу, я не пойду, и меня никто не увидит. Можно еще предположить, что это сумасшедший. Но не похоже, чтобы эти письма писал безумный… А кроме того, знаешь, я так этим заинтересован. Сам не знаю почему, но все это кажется мне очень серьезным. У меня такое впечатление, что тут есть что-то интересное… Небольшая прогулка в десять часов вечера в Сен-Жермен-ле-Пре будет для меня разнообразием среди моих рабочих вечеров и выездов. В этом есть что-то красивое, что-то романтическое, какая-то жизнь. Верь мне, я совсем не наивный мальчик, но оттого, что я не живу, что я работаю без передышки, во мне осталось много детского… Знаешь, эта история немного позабавит меня. А я так этим не избалован!

Вотье поднялся:

– Пора уходить! Я вижу, что ты решился идти сегодня вечером; хочешь, я пойду с тобой?

– Нет! Нет! Тут написано, чтобы я приходил один. Я и пойду. Потеряю час времени. Затем появлюсь на приеме в министерстве иностранных дел. Экипаж будет меня ждать, и в двенадцать я вернусь сюда работать. Приходи завтра утром, я расскажу тебе все, что произойдет… Если вообще произойдет что-нибудь такое, о чем будет что рассказать… До свидания, старина.

– До завтра! Я приду в десять, и ты мне расскажешь разгадку письма, написанного зелеными чернилами, – сказал, улыбаясь, Вотье.

Они обменялись рукопожатиями, и Вотье ушел.

Меркер сложил письмо, опустил его в карман и позвал секретарей заниматься текущими делами. Но мысль о странном свидании всецело владела им в продолжение всего рабочего дня.

Глава II Свидание

Туман, который слегка рассеялся днем, стал к вечеру еще гуще. Синеватой, мягкой тьмой он неподвижно заполонил улицы, заглушил все звуки, притушил свет фонарей, который сквозь пелену тумана казался рассеянным и каким-то нереальным спектром.

Пробило четверть двенадцатого, когда Клод Меркер остановил экипаж на углу бульвара Сен-Жермен и улицы Сен-Бенуа; это был старый фиакр, который он нанял недалеко от министерства. Но его намерение проехать сначала в экипаже, чтобы убедиться, ждет ли его кто-нибудь, оказалось неосуществимым; уже за пять метров ничего не было видно. Он вышел и расплатился с извозчиком; быстрыми шагами дошел до площади, пересек ее и прошел мимо церкви.

Он услышал шаги идущего к нему навстречу человека раньше, чем различил сквозь густую завесу, делавшую ночь еще более темной, его силуэт. На нем было длинное темно-серое пальто, с поднятым воротником, скрывавшим низ лица; опущенные поля шляпы бросали тень на лоб и глаза, скрытые еще круглыми очками с желтыми стеклами.

По необъяснимой причине любопытство, которое привело Клода Меркера на это странное свидание, вдруг исчезло и сменилось, как это часто у него бывало, внезапным приступом раздражения. «Все это ужасно глупо, – с досадой сказал он себе. – Вотье был прав: какой я идиот, что пришел сюда». И он резко спросил человека, который в эту минуту остановился почти на шаг от него и которого он тщетно старался разглядеть:

– Это вы писали мне? Что это значит? Что вы хотите?

– Я был уверен, что вы в конце концов придете, – медленно и совершенно спокойно проговорил он глухим голосом. – И если вы пришли, то не впадайте в раздражение. Все выглядит, конечно, очень мелодраматично и смешно, но я не мог поступить иначе.

«И где я, черт побери, слышал этот голос?» – подумал Меркер.