Взошедший над лесом красноватый диск луны еще больше возбудил поклонников Вакха. Теперь не осталось ни одного человека, который не участвовал бы во всеобщей разнузданной оргии, где предавались всем видам удовольствий, какие только могла изобрести их фантазия. Казалось, сама земля колеблется, покачивается от этого охватившего всех возбуждения и неистовства, от этого ликующего праздника плоти и бьющей через край, сметающей все преграды и запреты животной радости, к которой уже начинали примешиваться смутная тоска, горечь, стыд и апатия…
– Да, сколько не окуривай человека благовониями, от него все равно несет зверем, – заметил Юлий Цезарь, снимая с себя маску с застывшей улыбкой Вакха.
– А мне нравятся вакханалии, – с чувством произнес Квинт Курий. – Чувствуешь себя тут частью природы.
– Хоть и не самой лучшей, – добавил с усмешкой Катилина.
Но Курия уже не было на месте. Обхватив молоденькую «вакханку» за обнаженную талию, он повалил ее на траву, и они, хохоча, покатились к кустам…
– Не нравится мне этот Курий, – сказал Катилина.
– Откуда он появился? – спросил, позевывая, Цезарь.
– Не знаю, – пожал плечами Катилина. – Его привел еще Пизон.
– Слишком уж хорошо он пахнет, – отозвался Цезарь. – Это всегда настораживает…
Глава V. Audacter calumniare, sempre aliquid haeret [8]
От Марка Туллия Цицерона