Виктория обхватила голову руками и тупо уставилась на трупы. Каждая минута времени работала теперь против нее. Нужно звонить в милицию, а она не звонит. И снова перед ней — кривые усмешки следователей:
— Раздумывали куда спрятать трупы?
Решение пришло внезапно, она рискнула, набрала телефон Юрьевой. Но говорить не могла, одни сплошные рыдания. Реакция Светланы оказалась неожиданной:
— Я сейчас приеду. Какой номер квартиры?..
Появление Светланы было для Виктории хотя бы временным спасением, поскольку оставляло пусть маленькую, но надежду. Юрьева всплеснула руками:
— Кто тебя так?
— Наверное, он сломал мне нос.
— Сейчас все объяснишь. А ублюдка я найду, за такие вещи отправляют к праотцам.
— Уже, — глубоко вздохнула Валерия.
— Что «уже»?
Светлана прошла в комнату и присвистнула:
— Кто их так?
— Я.
— Есть корвалол?.. Ну да, в твоем возрасте еще не знают про лекарства. Вот выпей воды. Теперь успокойся и давай с самого начала.
Виктория поведала ей все, как на духу, она сама не понимала, почему решила довериться именно этой женщине, с которой лишь сегодня познакомилась?! Светлана казалась той, кто явился для ее спасения. Виктория пала ниц, целовала руки спасительницы, а потом обливала их горячими слезами:
— Пожалуйста… пожалуйста…
— От парня ты защищалась, а у девчонки по-видимому было больное сердце.
— Мне не поверят!..
Следовало ожидать, что Юрьева начнет ее успокаивать, однако слова издателя, после некоторой паузы, прозвучали как страшный приговор:
— Да, доказать что-либо в такой ситуации нелегко.
Викторию затрясло, точно в лихорадке, Юрьева скомандовала:
— Собирайся. Поедешь со мной.
Девушка ни о чем не спрашивала, безропотно спустилась вниз, села в машину. И здесь ее будто поглотил туман, сквозь который Виктория слышала только одну Светлану.
— Я не брошу тебя, девочка!
— Да… Я верю вам! Одной вам!.. Я хотела бы все начать заново. Начать с нуля, с первого дня рождения.
— Все в нашем мире возможно…
— Нет, нет, раса людей слишком слаба и ничтожна, чтобы менять свою судьбу.
— Простой человек — да. Но НАМ подвластно многое.
Туман продолжал сгущаться, Виктория теряла контроль над мыслями и поступками, недавнее сокровенное желание иметь двойника, который бы взял ее вину на себя, вырвалось с очередным вздохом отчаяния. Светлана тихонько засмеялась:
— «Она хотела бы жить на Манхеттене, и с Деми Мур делиться секретами».
— В том-то и дело, — зарыдала Виктория, — что «он просто диджей на радио». Как невыносимо жутко быть простым диджеем!
— …Мне понятно твое желание иметь двойника.
Туман окончательно сгустился, в коротких просветах мелькали кровать, какая-то женщина в белом халате; женщина что-то объясняла стоящей рядом Светлане. Потом Юрьева сказала:
— Радуйся, девочка, он не сломал тебе нос!
И опять — нескончаемый туман…
Олег решил, что пассивное ожидание конца хуже, чем сам этот конец. Ему надо попробовать хоть что-то сделать… Но что? У его затылка — холод пистолета, от которого постоянно содрогаешься. Это не фильм, не очередное приключение супермена, какого-нибудь спецназовца или агента разведки. Окулов Олег — самый обычный человек, «ученый червь», высший конфликт для него — спор по поводу статьи или главы диссертации; из «глобальных драк последнего времени» — пощечина пьяному негодяю, приставшему в автобусе к девушке. И еще одно: каковы физические возможности того, кто сейчас на заднем сидении? Может, он и безо всякого оружия расправиться с десятком таких, как Олег.
Проклятье, как он умело маскируется. В зеркале не видно его лица, лишь азартно блеснули глаза. «Кто же ты, кто?!»
Мысль о том, что преступник — это некто, наподобие Кличко, резко сдерживала тягу к сопротивлению. С другой стороны… Олег — не жертвенный ягненок, чтобы безропотно идти на заклание.
— …Поверни направо! — последовал приказ.
Олег ощутил, как внутри все восстает, он вдруг вспомнил институт, преподавателя Евгения Алексеевича и одну из его лекций. Речь шла о неиспользуемых возможностях человека. Профессор тогда провел следующую мысль: «Люди боятся раскрывать собственный потенциал. Им гораздо легче оправдывать свои беды невозможностью отстоять правду у нас в России, бесперспективностью борьбы с сильными мира сего. В провинции мне часто жаловались, что директора заводов или предприниматели творят, что хотят, а власть их покрывает. И что, мол, мы можем? Сидим в клетках, ждем, когда власть одумается, вспомнит, что мы ей братья по крови. Иногда тихонько радуемся, что произвол обрушили не на нас; не нас сократили или сильно унизили. Говорим себе: проживем как-нибудь… Так вот, дорогие дамы и господа, нельзя «жить как-нибудь», и Боже вас упаси назваться маленьким человеком. Маленький — значит, ничтожный, не умеющий дать отпор негодяям. Общество маленьких людей, людишек, обречено на прозябание и вымирание».
Профессора спросили, можно ли пробить головой стену? И он ответил: «Попробуйте, вдруг стена не такая прочная? Вдруг разломаете ее одним не сильным ударом?»
И теперь эти слова про «несильный удар» не выходили из головы пленника. Он отчаянно искал варианты спасения… И вот один из них?