Двойники

Врачи приехали вовремя. Искусственное дыхание, непрямой массаж сердца, дефибриллятор. Остановившееся сердце забилось вновь. Карета скорой помощи мчала Кирилла по ночному городу.

А он, с головы до ног закованный в тяжелый доспех, нёсся верхом на драконе по выжженным дотла просторам. Он знал, что должен успеть кому-то помочь, и дракон мчал быстрее стрелы. Низкое рубиновое светило разливало кровавый сумрак, обугленные останки деревьев под ударами крыльев дракона рассыпались в прах. Казалось, облако пыли за спиной всадника растянуто угасающим временем на многие мили.

Вдалеке возник столб смоляно-черного дыма. Это горел окруженный врагами лагерь. Кирилл спешился и выхватил меч. Устоять перед ним не смог бы никто.

Лагерь защищала лишь баррикада из массивных телег. Телеги горели.

Дракон изрыгнул пламя, враги, какие-то низкорослые гоблины, трусливо расступились, путь стал свободен. Сейчас он выведет друзей из огненного кольца, и — спасены.

В тот же миг из ниоткуда вынырнул он.

Он был холодом самой студеной, не знающей рассветов, ночи. Его нельзя было миновать или победить. Кирилл замер с поднятым мечом, и сотни стрел, копий и клинков пробили его доспех.

Тем, ради кого он вступил в бой, надеяться было больше не на что: Кирилл Белозёров умер.

Дефибрилляция, еще дефибрилляция, инъекция адреналина. Остановившееся сердце забилось вновь.

Потом он был горноспасателем, ангелом со сломанным крылом, еще кем-то…

И вдруг всё закончилось. Кирилл открыл глаза и увидел лицо склонившейся над ним жены. Она что-то говорила, но он ничего не мог разобрать.

Он лежал на койке, в палате интенсивной терапии, в отдельном боксе. От руки тянулась змейка капельницы, мерно пикал кардиометр.

Пожилой профессор, местное светило кардиологии, которого Алла своим звонком подняла среди ночи прямо с постели, вывел ее в коридор.

— Леонид Анатольевич, что вы скажете?

— Голубушка, я могу сказать одно, сейчас он вне опасности. Но если вы спросите, встречался ли я с подобным в своей практике, отвечу честно — случай уникальный. Рефлекторная остановка кровообращения, причем несколько раз, без видимых причин… Сердце-то ведь здоровое. Пять запусков подряд выдержало… Не знаю, не знаю… — Профессор развел руками. — Никаких органических нарушений нет. Уверен, если до утра эти странные приступы не повторятся, всё будет в порядке. Полу́чите своего мóлодца живым и здоровым. Но недельку подержим, понаблюдаем. Так сказать, от греха подальше.

Когда Кирилл проснулся, первое, что он произнес — неразборчиво, плохо выговаривая слова, — была странная, на взгляд Аллы, фраза:

— Вера — это когда выталкиваешь этот мир к Богу.

Мастер Ри очнулся, когда женщина подошла и села на краешек кровати. Низкий потолок, закопченные дубовые балки, треск поленьев в камине; лучи света пятнами лежат на стенах. Тихо. Пахнет знакомым с детства — сдобой.

Он взглянул на женщину. Русоволосая, то ли молодая, то ли нет; смотрит серьезно, а в уголках губ прячется улыбка. Ему показалось, что он знает ее, словно бы встречал когда-то, словно бы знал ее всегда.

В руках она держала кружку. Он хотел приподняться, но понял, что не в силах оторвать голову от подушки. Тогда он закрыл глаза, и пришло воспоминание.

Это было летом десятого года его жизни. В то утро он проснулся рано, собрался идти в лес — вырезать из орешника удилище. В доме царил тот самый аромат сдобы и еще чего-то неуловимо знакомого, что бывает только в родном доме и только в детстве. Тихонько встал, проскользнул в кухню, где уже хозяйничала мама, и, взяв нож, вышел из дому.

Он шел по лесной дороге, придирчиво вглядываясь в заросли орешника, росшего по обе стороны, — ведь удилище должно быть и ровным, и длинным, — когда впереди послышался мерный стук копыт. Он отступил с дороги, из-за поворота выехал всадник, верхом на исполинской, как ему показалось, лошади. На всаднике был алый плащ с белой подкладкой, у луки седла — копье, за спиной, в ножнах — длинный меч. Лучи утреннего солнца пробивались сквозь листву, и по плащу, по плечам всадника прыгали солнечные зайчики, а длинные волосы, казалось, испускали сияние.

Поравнявшись с мальчиком, воин обернулся, улыбка чуть тронула губы, а рука приподнялась в приветственном жесте. Мальчик так и замер с открытым ртом: впервые он увидел живого катанабуси, воина меча, защитника родных Конских островов.

А вечером того же дня — впрочем, это сейчас ему кажется, что того же, но вполне может быть, что и другого, к ним в дом пришел гость в сером плаще, и они с мамой долго разговаривали в горнице. А потом мать позвала его, и в ее взгляде были гордость и тревога. Человек в сером внимательно и цепко заглянул ему в глаза и, кивнув, произнес: «Да, это его путь».

Человек в сером плаще был воином духа, айконадзобуси. Он благословил Мастера Ри на его путь — путь воина меча, путь катанабуси.