– Ладно! Папа пошёл, не грусти! Вода у тебя свежая, много. Еда вкусная, ещё больше. – Глядя на умильную лохматую мордочку, Серёжка почувствовал себя злым-презлым и гадким-прегадким папашей, который оставляет малого ребёнка взаперти. Одного! Да ещё когда?! В новогоднюю ночь. – А завтра мы будем долго-долго гулять и пойдём в гости к мерзавцу Клюкину. Хочешь, он покатает тебя на новой машине? А смотри, что папа тебе купил! – Серёжка извлёк из-за спины фигурную «косточку» из сухожилий, мячик и резинового поросёнка с пищалкой. – В общем, не скучай, пищи во всю мощь, а от салюта можешь спрятаться под подушку. Разрешаю тебе её сгрызть. В конце концов, у тебя должен быть снег и конфетти. А завтра мы нарядим маленькую ёлочку. Ну и что, что мы одинокие мужчины? Это ненадолго, уверяю тебя. Может, всё-таки назвать тебя Пенис?
Он поцеловал забавную грустную собачку в мокрый нос и быстро закрыл за собой дверь. Лифта дожидаться не стал. Печальное поскуливание погнало его вниз по лестнице.
5. Дежурный неонатолог
– Ты с сахаром? – спросила Таня.
– А ты не помнишь? – Вадим Георгиевич, прищурившись, посмотрел на неё.
– Ну мы же разводимся. Вернее – расходимся. Ты так и не был на мне женат. – Она пожала плечами.
– И ты считаешь, что в связи с этим я перестал пить кофе с сахаром?
– Ну мало ли. Вдруг. В твоей жизни перемены…
– Что не имеет смысла менять – не имеет смысла менять никогда.
– Например?
– Например, кофе с сахаром.
– Вадим, ты всегда был демагогом.
– Я называю это риторикой.
– Ты невыносим.
– Это правда.
– Боже, ты согласился!
– Не ехидничай. Я всегда соглашаюсь с правдой.
Они мирно пили кофе на кухне. Никаких разводных страстей ни он, ни она не испытывали. Вадим вообще не любил продолжать что-либо дольше того, пока оно естественным образом длится. Почему-то считается, что закапывать надо только мертвецов. А с мёртвыми чувствами можно продолжать жить, со временем принюхавшись к приторному запаху тления и не замечая трупных пятен тромбированной застойной мёртвой субстанции, некогда снабжавшей живое.
А она… Что ж, ей было грустно. Но Татьяна понимала, что ничего не изменить. Не с ним.
Это внезапно началось на какой-то новогодней вечеринке три года назад, куда Вадим пришёл со своей прежней женой, и плавно сошло на «нет» с течением времени. Она тогда хотела его. Он – хотел её. Они получили друг друга. Просто чувства одного оказались менее жизнеспособны, чем такие же – другого. Потому что она хотела его и сейчас. Это извечная проблема парных игр. Тех же нард, к примеру. Один ещё азартен донельзя, а второй бросает кости лишь по инерции. Вадим был не из тех, кто по инерции. Он сообщил Татьяне о своём решении, как только понял, что Света – это не просто партия. И не просто – серьёзно. Света – это единственно возможное. Единственное то самое. Та самая. Жизнь. В которой он и она – звенья одной ДНК и не живут друг без друга.
Теперь он просто ждал. Ещё в детстве он уловил сакральный смысл сказки о Царевне-Лягушке и отлично понимал, чем грозит преждевременное сожжение «прежней жизни». Всё должно пройти само. Она должна пройти через это сама. Чтобы в конце концов осталось только начало, не омрачённое залежавшимися в шкафу скелетами. К тому же он, как никто другой, знал, чем опасны преждевременные роды чего бы то ни было. Неонатолог. Издержки профессиональных знаний.
– Странный Новый год. А ты помнишь тот, в который мы встретились? – Таня отвлекла его от мыслей.
– В общих чертах. Я был пьян. Ты навеселе. Бабник я был изрядный. Была ёлка, и ты была очень красива.
– Почему «был»? Ты и есть изрядный бабник. И почему «была». Я и сейчас очень красива.
– Нет. Наверное, на самом деле и не был. Просто я искал. А ты – да – и сейчас очень красива.
– Нашёл?
– Нашёл.
– А я?
– Что ты?
– А мне как жить дальше?
– Тань, не начинай всё по новой. Ни я тебе, ни ты мне жизнь не портили. Мы встретились, провели некоторое время вместе. В этом некотором времени были неплохие моменты, и давай не будем их перечёркивать.
– А мы будем встречаться, когда я перееду?
– Зачем?
– Ну-у-у…
– Я понимаю. Это извечно бабское. Прости, женское. Нет, не будем. Ты очень скоро найдёшь себе кого-нибудь.
– Мне не нужен кто-нибудь. Мне нужен ты.
– Тебе не нужен я. Разве нужна человеку уже ампутированная конечность? Просто ты не умеешь жить одна. Вот и пришла пора научиться.
– Как же отвратительно зануден ты бываешь! А ещё работаешь с детьми! – Она даже слегка притопнула ногой.
– Дети, с которыми я работаю, обладают целым рядом замечательных достоинств. Самым важным, пожалуй, является то, что они не умеют говорить, – рассмеялся Вадим. – В принципе, если бы люди умели сохранять в себе ребёнка, а временами и младенца, – это было бы прекрасно. Мы бы улыбались, когда нам хорошо, радовались, когда сухо и тепло, хмурили бровки, если у нас болит живот. И нам было бы абсолютно всё равно: последней ли коллекции у нас комбинезон или в наследство от соседа Петьки. Главное – чтобы уютно.