Двойное дыхание

На исходе третьего Бохадур вежливо поинтересовался у хозяина насчет небольшой – всего-то десять тысяч в месяц – зарплаты, которую он, как и практически любой нормальный таджик, отправлял домой в общий котёл многочисленной семьи. Да, видно, не под той звездой подошёл он со своими дурацкими заботами. Сварливый и похмельный босс просто выкинул его за ворота, пригрозив всем чем можно напоследок.

На следующий день вместо Бохадура на конюшне сидели две ленивые и вечно неумытые узбечки.

Дима не вникал и уже не интересовался. Он ходил мрачный и небритый.

Потом погибла лошадь из «постойных» – он пустил её в прокат, пока хозяйка была в отъезде. Блатная халатность пьяного ездока и… никто не позвал ветеринара вовремя.

Конюшня просуществовала десять месяцев и не принесла хозяину ни фонтанов с подсветкой, ни балясин «Милан», ни, как я подозреваю, места под солнцем в следующей жизни.

Дима продал лошадей, мебель, компьютер и скрылся в неизвестном направлении. Он даже умудрился продать чужую лошадь. Дважды. Видимо, этому он научился, будучи менеджером среднего звена.

Как-то Андреев, с которым так и не рассчитались за аренду земли и построек, чистя ружьё и разговаривая с медведем, сказал:

– Кредит, говоришь, под мамину квартиру? Напомни мне на следующей недельке позвонить в банк.

* * *

Я встретила Бохадура пару месяцев спустя. Он работал конюхом на другой конюшне. Увидев меня, он поздоровался. Как всегда. Правая рука – к сердцу, поклон, сдержанная улыбка, ясный взгляд.

– Представляешь, – сказала мне хозяйка конюшни, – он проработал у Димы четыре месяца, а тот не заплатил ему ни копейки. Просто его выгнал. Он к нам-то пришёл только из-за Эхолота. Того самого жеребца, которому Дима прогнул спину.

* * *

Не хочется обманывать ни себя, ни вас – художественная проза порой так далеко отстоит от художеств жизни, что… Не знаю я на самом деле, что теперь с Бохадуром.

Когда его выкинули на дорогу, без денег и благодарности, он ушёл. Ушёл одной из тех дорог, что во множестве ветвятся по нашей маленькой планете. И встреть я его тогда или сейчас, много месяцев спустя, кто поручится, что я отдала бы ему не очень последнюю рубаху.

Ведь у всех нас так много своих проблем.

Прежде кондиционный заводский жеребец Эхолот уже мерин. Спина… А ведь он самый что ни на есть настоящий представитель той самой N-ской породы. Краснопаспортный, для тех, кто в теме.

И не их. И не других. И даже не Бохадура, не оставь его Господь (в чём я лично ни капли не сомневаюсь), я хочу спросить: «Порода – это что?»

Мы

Сколько гусей – столько мнений.

Стояла я как-то около подъезда самой обычной московской девятиэтажки и разговаривала о том о сём со знакомой. Вдруг краем глаза замечаю метрах в четырёх вылезшую из отдушины на отмостку дома крысу.

– Вот наглые! – тут же пискнула моя знакомая, тоже заметившая эту кошку, формами напоминающую мышь, и замахала руками.

Животные, конечно, опасаются резких движений. Но только не московские крысы.

Во времена повальной «демократизации» смена общественных ориентиров коснулась даже самых «низких» слоёв населения, особенно на окраинах тайги, степей и горных хребтов.

Короче, городские крысы мутировали, далеко обогнав тараканов по степени готовности к ядерной войне. Они совсем потеряли страх и ведут теперь размеренную сытую жизнь в затхлых и бесконечных подземельях ветхих железобетонных сооружений века передовых коммуникационных технологий, выжив оттуда редкие стайки бронеподростков.

– Наглые! Какие наглые твари! – продолжала причитать моя собеседница.

А я, к слову, вспомнила одну историю, услышанную мною давным-давно от очень приятного молодого человека. Вот его рассказ.

Вышло как-то раз так, что строил я дом в Швеции.