Двойное преступление на линии Мажино

— О мадам! — взмолился Капель. — Здесь так хорошо! Посидим еще немного, а? Ваш сад так благоухает.

— Я тут ни при чем. Этим вы обязаны бедной мадам Брюшо.

— Это верно. Несчастная с любовью ухаживала за своими цветами, а теперь не насладится ими.

— Кстати, — сказала мадам Ардан, — сегодня я была у нее с визитом. Она устроилась в гостинице в Меце. И может каждый день навещать мужа в тюрьме. Похоже, он прекрасно переносит свое испытание. Она тоже, впрочем. Но я представляю, как ужасно одиноко она чувствует себя по вечерам. Конечно, я не могу предложить ей вернуться сюда. Но думаю, что с вашей стороны было бы очень любезно окружить ее вниманием.

— Конечно, завтра же! — разом вскричали Кунц и Легэн.

— Я не знал, что она там! — воскликнул Капель. — Как вы это узнали?

— О, случайно. После всего, что вы мне о ней рассказали, я решила выразить ей симпатию, хотя и не была с ней знакома. Я не имею права вмешиваться, но чтобы такая женщина осталась одна, это… жестоко. Следователь зол на ее мужа и не колеблется в выборе средств. В его личном деле он прочел, что во время войны Брюшо перенес трепанацию. И теперь каждый день намекает, что медики могли бы все здесь уладить, при условии, конечно, безоговорочного признания. Настоящая голгофа для этих бедных людей.

— Кстати, он не виновен, не так ли? — спросил Ардан.

Его серьезный, почти торжественный голос странно прозвучал в сгустившихся сумерках. Красный огонек одной из сигарет дрогнул, побледнел и скользнул на землю, где и погас. Сразу не ответил никто.

— Ну конечно, — с усилием произнес наконец Легэн. — Мы сто раз говорили вам об этом, господин капитан.

И как бы извиняя запоздалость своего протеста, добавил:

— Мадам Ардан взволновала нас этой историей с трепанацией. Но у него от операции не осталось никаких последствий. Он так же нормален, как вы и я.

— Я этого не знал, — снова заговорил Ардан. — Надо сказать, эта твердая убежденность представителей юстиции, внезапный отъезд того комиссара из Сюрте Насьональ, который, похоже, благоволил к нему, произвели на публику вполне определенное впечатление. Вот почему сейчас я испытал потребность еще раз услышать из ваших уст о его невиновности. Какое странное дело!

— Да, оно всем нам взвинтило нервы, — подтвердил Кунц. Голос его понизился: — Слушайте, я могу признаться: теперь мне становится не по себе, когда я один хожу по галерее, где находятся мои посты. Мне приходится делать над собой усилие, чтобы не ускорить шаг, — совсем как тогда, когда я был мальчишкой и отец посылал меня вечером закрыть калитку сада, чтобы «подышать воздухом», как он, смеясь, говорил. Когда я выхожу в ротонду, я всякий раз вижу перед собой бедного папашу Брюшо — совсем одного, потерявшего голову, застывшего перед лифтом с телом майора.

Капель издал нечто похожее на невеселый смешок, прозвучавший резким диссонансом:

— Мне теперь никак не хочется оставаться одному. А сегодня я предпочел утомительное восхождение по лестнице, лишь бы не входить в этот проклятый лифт. О, минутный импульс, конечно, ничего особенного, но все же…

Легэн усмехнулся:

— Женские штучки. У вас нервы, как у барышни.

— А сам-то ты, — возмутился Капель, — ты просто хорохоришься, старина. Ведь не далее как вчера я видел, как ты тоже колебался в нерешительности перед лифтом, а потом вскочил туда одним махом, будто стараясь перепрыгнуть то место, где лежали два трупа, которые тебе тогда пришлось сопровождать до госпиталя.

— Ну, ему простительно, — вмешался капитан Ардан, — раз он находился один с таким грузом в этой зловещей коробке.

— Нет, их положили в соседний грузоподъемник, — сказал Кунц, — а Легэн сел в лифт. Однако же он имел рандеву с… ними на третьем этаже, это тоже было невесело.

Разве при свете дня они поведали бы об этих своих маленьких тайных слабостях? А вот теперь, когда их кресла отделяло некоторое расстояние и они уже не видели друг друга, каждый говорил как бы сам с собой.

— С того дня я стреляю из автомата, как мазила, именно из автомата, — снова заговорил Кунц. — К счастью, это пройдет, окажись передо мной не примитивная фанерная мишень, а нечто другое.

— Желаю тебе этого. Иначе было бы жаль. Такой стрелок, как ты… Однако я считал тебя более уравновешенным. В ротонде ты проявил такое хладнокровие. Ведь именно ты привел в чувство и подбодрил нас, — сказал Легэн.

— Ну! Да просто я оказался там первым, вполне естественно, что я первым и взял себя в руки.

— Это все-таки любопытно, — заметил Ардан. — Лишь Легэну суеверие простительно, ведь он бретонец. — Говорил он медленно, как бы рассуждал не спеша, стараясь поймать ускользающую мысль: — Однако все вы, словно простолюдины, говорите о форте, как о доме с привидениями. Скажите-ка откровенно, вы верите в постоянную угрозу, в опасность, которая все еще висит над нашими головами? Это было бы смешно и…