Двойное убийство

Разумеется, наше с ней восприятие этой самой «зеркальности» ничего общего не имеет со статистикой. Для нас это означает то, что Берт – правша, а я левша; у Берт естественный пробор в волосах с одной стороны, а у меня – с другой; доминантный глаз у нее правый, а у меня – левый, ну и многое другое. Но главное – если Берт сидит слева от меня, то обе мы не сможем есть, без того чтобы не стукаться локтями. Причем костлявыми локтями.

– Не могу поверить, что ты не помнишь этого молодого человека, – повторила Берт, потирая руку и задумчиво протянула: – Он настоящая голубая мечта.

Вот-вот. Именно так она сказала. Голубая мечта. Вряд ли кто-либо из американцев произносил это слово с тех пор, как Эйзенхауэр вышел в отставку.

Я лишь взглянула на сестру. Никогда не сказала бы ей это в лицо, но порой у меня возникает ощущение, что Берт очень вовремя развязалась со своим браком. Еще чуть-чуть – и она бы свихнулась. И тогда однажды, заглянув к сестричке в гости, я бы увидела поистине трогательную картину: Берт в вечернем платье, на высоких каблуках и с жемчужным ожерельем на шее пылесосит свою гостиную.

– Он знает тебя, Нэн, – гнула свое Берт. Растирание собственного локотка, судя по всему, вызвало у нее некоторые ассоциации: – Послушай, он даже схватил меня за локоть!

– Мои знакомые мужчины обычно хватаются за другие части тела, – заметила я, цепляя очередную картофельную стружку.

Берт оставила мою ремарку без внимания.

– Он сказал, вы с ним познакомились несколько недель назад.

Окунув картошку в лужицу кетчупа, я пожевала, после чего отозвалась:

– Да? И где же?

Очевидно, последний вопрос был не в лузу, поскольку Берт снова нахмурилась.

– Где именно, не говорил. – Кажется, ее расстроило уже то, что я вообще об этом спросила. – Он просто сказал… ну, сама знаешь… как обычно в таких случаях. Что он не может выбросить тебя из головы…

Я перестала жевать и внимательно посмотрела на сестру. Как обычно? О господи! Временами Берт так меня утомляет. Похоже, она всерьез полагает, будто в моей жизни столько мужчин, что мне не обойтись без картотеки, дабы вести их учет и контроль.

Идиотизм! Нет, если откровенно, у меня было, конечно, побольше друзей-приятелей, чем у Берт, но опять же, имея в наличии мужа целых девятнадцать лет, Берт вполне может добавить себе очков.

Более того, я отнюдь не уверена, что обилие любовников – такое уж достоинство. По-моему, этих самых бойфрендов с полным правом можно назвать и по-другому – несложившимися отношениями.

Уж чего-чего, а этого дерьма у меня в активе хоть отбавляй.

Я не раз пыталась объяснить Берт странную закономерность: работая на радио, почему-то привлекаешь мужчин, которые не склонны связывать себя обязательствами. Лично я не совсем понимаю, в чем тут дело, но две мои сослуживицы, такие же диск-жокейши, сказали недавно, что, кажется, разобрались. И пришли к выводу, что неразумно затевать серьезные отношения, когда мужчина знает наверняка, что где-то есть некая кнопка, посредством которой тебя можно в любую минуту выключить.

Что-то в этой теории есть. Ибо во всех моих былых связях мужчина в конечном итоге тянулся к той самой кнопке.

Казалось бы, чего хорошего, но Берт по какой-то причине продолжает считать, будто работать на радио чертовски здорово. Тот факт, что за пределами Луисвиля, то бишь зоны уверенного приема нашей станции, никто обо мне и слыхом не слыхивал, кажется ей несущественным. Как и то, что многие из моих коллег между собой называют родимую станцию «тошниловкой».

– Берт, – сказала я без особого энтузиазма, – насколько я понимаю, этот тип пытался тебя закадрить. А насчет знакомства со мной просто трепался. Чтобы ты с ним поговорила.

Я еще не закончила фразу, а Берт уже яростно трясла головой.

– Ну конечно! – воскликнула она. – Можно подумать, такой мужчина станет интересоваться бывшей домохозяйкой с двумя взрослыми детьми!

Я едва не подавилась картошкой. Что за чушь она несет? Она что, сказала этому типу: «Да, кстати, а раньше я была домохозяйкой, и у меня двое детей»?

Как-то слабо верится.

Итак, поправьте меня, если я ошибаюсь, но, по-моему, Берт мается дурью, разводит ерунду на ровном месте. Чтобы лишний раз себя пожалеть?

И прежде чем кто-нибудь назовет меня бесчувственным бревном, мне бы хотелось подчеркнуть, что к моменту этой нашей беседы с Берт я входила в ее положение (со всеми вытекающими последствиями) уже несколько месяцев. Повторяю: месяцев.

И не надо меня учить! Я прекрасно понимаю, что самооценка Берт серьезно пострадала, когда Джейк бросил ее ради той белокурой шлюхи. Точнее, шлюшки, как Берт ее называет. По словам сестренки, эта курочка была слишком зелена, чтобы называться полноценной шлюхой. Ясное дело, Берт была вне себя – и неудивительно. Довольно неприятно, когда твой муж вдруг уходит к своей двадцатидвухлетней секретарше.