Двойной агент. Записки русского контрразведчика

Никто этого так и не узнал. Рейли не сказал об этом даже актрисе, но вскоре после того, как разочарованные ищейки ушли, он появился вновь, как будто только что пришел с улицы.

— Я не позволю этим негодяям отвлекать меня от такого приятного времяпрепровождения, — спокойно сказал он и оставался в квартире перепуганной актрисы до тех пор, пока она не уговорила его не ставить ее в такое неловкое положение.

В другой раз большевикам стало известно, что Рейли находится в поезде, следующем из Петрограда в Москву. Они немедленно сообщили на ближайшую станцию, и поезд остановили. Все коридоры и окна были закрыты, пока матросы обыскивали каждое купе. Рейли нигде не было. Его искали повсюду, но так и не нашли, потому что он, переодевшись в форму одного из матросов, которого сбросил с поезда, был одним из самых активных участников поисков!

ПИВО В МАЙНЦЕ

Летом 1925 года из советского посольства в Вене бежал красный дипломат, бывший царский чиновник Ярославский. По подложному паспорту он прибыл в Берлин и направился к французскому консулу, которому предложил некоторую информацию. Консул отправил его в расположение оккупационной армии в Майнце.

Поскольку Ярославский опасался мести большевиков, он попросил разрешения укрыться в казармах. Французы удовлетворили его просьбу и держали его там в течение трех недель. В обмен на предоставленную информацию Ярославский попросил выдать ему фальшивый паспорт и обеспечить беспрепятственный проезд во Францию. Кроме того, он просил в случае крайней необходимости зачислить его в Иностранный легион с тем, чтобы большевики не смогли напасть на его след.

Однажды Ярославский зашел в гостиницу, расположенную напротив казарм, где встретился с товарищем Максом, своим знакомым по Москве. Макс сообщил ему, что тоже бежал из России. Когда Ярославский отлучился в туалет, Макс добавил яд в его пиво. Ярославский вернулся, осушил свой бокал и тут же почувствовал нестерпимую боль. Шатаясь, он добрался до казарм, упал и умер.

Товарищ Макс вернулся в Москву, и с тех пор его геройскую грудь украшает орден!

В ТИСКАХ ОГПУ

А теперь о судьбе генерала Слащева. Национальный комитет Украины хотел, чтобы Слащев командовал одним из их армейских корпусов в случае нового нападения на советские войска. В это время Слащев находился где-то в Малой Азии, где у него была птицеферма. Однажды ему сообщили о прибытии матроса Федора Баткина.

— Я направлен к вам правительством, — сказал посетитель. — Мы собираем воедино старую Россию, какой она была в тысяча девятьсот четырнадцатом году. Белогвардейские наемники, находящиеся на содержании у иностранных государств, хотят сделать Россию экономически зависимой от Антанты!

Слащев попался в искусно поставленную ловушку. Он провел в Константинополе встречу, на которой присутствовал представитель советского правительства. Ему было предложено принять командование корпусом, дислоцированным на границе с Румынией. Все согласились с этим, и под фамилией Александров генерал Слащев прибыл в Советский Союз.

В Москве Слащева поселили на Садовой, в доме Шустова. Вход был со двора, и окна тоже выходили во двор. В квартире имелись две смежные комнаты и кухня. В третьей комнате жил чекист, верхний этаж был передан старым сотрудникам спецотдела ОГПУ.

У Слащева был телефон. Прослушивать телефон гораздо удобнее, чем просматривать корреспонденцию. Повар-латыш, который готовил для него, заодно просматривал все письма и фиксировал приходы посетителей, а живший по соседству чекист следил за Слащевым и днем и ночью, что было источником постоянного унижения. Слащев уже не был генералом. В его удостоверении личности четким канцелярским почерком было написано:

«Слащев, Яков Александрович, бывший белогвардеец и наемный убийца. Командир второго корпуса в Крыму. Прозвище — Палач Крыма».

Слащев очень любил животных и в Москве целые дни проводил с соловьем, лишившимся лапки, курицей и воробьем. На лекциях по стратегии, которые Слащев читал в стрелковом училище, его встречали криками и свистом. Некоторые слушатели в Академии Генерального штаба звали Слащева «палачом». И даже дома ему не было покоя. Ему постоянно досаждали беспризорники. Однажды в его окно влетел камень, в другой раз на него обрушился целый поток оскорблений и насмешек.

Иногда опрокидывали самовар, а в крупу подмешивали мел.

Однажды Слащев выбежал из дома с кухонным ножом в руке и скрылся за углом. Через несколько минут он вернулся в комнату с окровавленными руками, глаза его были полны ужаса.

«Эти скоты, — запинаясь, проговорил Слащев, — пустили в комнату кошку. Она сожрала соловья и загрызла воробья. Все это подстроено специально, чтобы досадить мне! Здесь всегда так! Своими преследованиями они хотят свести меня в могилу! Будь проклята эта чертова дыра!»

ОГПУ, наконец, было удовлетворено и могло уже не тратить силы на измученного и униженного Слащева. Чекист Воленберг подкрался к нему сзади и выстрелил в затылок.