Двойной бренди, я сегодня гуляю

Никогда в жизни Таафа не испытывала такого страха. Сердце её бешено колотилось. Положив под язык гранулу успокоительного средства, она достала из своей тумбочки косметический набор.

Перед карманным зеркальцем Таафа взбила пальцами свои чёрные волосы, напудрила лицо и ярко накрасила губы. Затем брызнула на себя из пряно пахнувшего флакончика. Успокоительное начинало действовать. Спрятав помаду и пудру обратно в тумбочку, она вышла из своей спальни. Она двигалась по коридору в сторону комнаты Лаи.

— Виктор-миир, — сказала она и постучала в дверь. Ответа не было. Она толкнула дверь. Та была не заперта. В комнате горела лампа. Лаи в одежде лежал на кровати, глядя в потолок.

— Виктор-миир, я пришла вам помочь, — робко произнесла Таафа. Лаи обратил к ней осунувшееся, страшное лицо, на котором сквозь меловую бледность проступали лиловые пятна.

— Мне не нужна помощь, — глухо ответил он. Таафа переступила порог и закрыла за собой дверь.

— Земляне не понимают, Виктор-миир. Но я-то понимаю. Вам сразу станет легче.

Непослушными пальцами она принялась расстёгивать липучки на кофте. Лаи рывком подскочил и сел.

— Оставьте меня в покое. Это вы ничего не понимаете. Дура!

Он вскочил на ноги, зашатался, и его вырвало на пол. Таафа подхватила его под руку. От него разило мускусом, под мышками футболки темнели мокрые разводы. Он выдернул руку и оттолкнул девушку.

— Уйдите. Прошу вас.

— За что вы так со мной, Виктор-миир? — выдохнула Таафа. — Я соблюдаю обычай. Мой долг вам помочь...

— Убирайтесь вон! — сорванным голосом крикнул Лаи. Вцепившись в локоть Таафы, он вытолкал её за дверь.

Растерянная Таафа осталась одна в тускло освещённом коридоре и разревелась. Она не знала, что всё это время через приоткрытую дверь своей комнаты за ней наблюдал Симон Лагранж.

Он не стал выдавать своё присутствие. Опытный старик понимал — плачущую женщину, какой бы расы она ни была, лучше оставить наедине с самой собой. Он догадался, что план Таафы провалился, и знал, что помочь он ничем не может.

На раскопки утром уже не выходили. По прогнозам, через день-два ожидалась пыльная буря как минимум на неделю, и Мэлори отдал распоряжение сворачивать работы. Роботизированные бульдозеры были отогнаны в ангар, раскоп закрыт от пыли куполом из прочной полимерной плёнки. Оставшееся время было решено посвятить обработке данных.

Мэлори в очередной раз правил отчёт, который всё казался ему недостаточно полным. Умом он понимал, что втиснуть все данные в предварительную форму невозможно и что научные институты на Земле будут работать не с отчётом, а непосредственно с их базой данных, назначение же отчёта чисто организационное. Но именно это вызывало в нём желание составить отчёт так, чтобы было не к чему придраться.

Новые компьютерные анализы с использованием портрета кое-что прояснили. Теменной глаз не был для марсиан аномалией, скорее, вариантом нормы, хотя у ряда найденных черепов он зарос — полностью или частично. Однако теперь, когда программа располагала информацией о нормальном представителе расы, стала ещё очевиднее болезненность остальных. Далеко не все марсиане были такими уродцами, как найденные в первый день, но горбы, искривлённые кости, различные виды карликовости встречались сплошь и рядом. По-прежнему оставалось непонятным, что погубило их цивилизацию. Флендерс мечтал найти яйца с эмбрионами, но эта мечта не осуществилась — были найдены останки лишь одного, довольно подросшего детёныша, если это был действительно детёныш, а не лилипут, как скептически предположил Лагранж. Он же охладил Флендерса, напомнив, что рептилии могут быть живородящими и, возможно, поиск яиц бесполезен. Так или иначе, продолжение раскопок приходилось оставить на следующую экспедицию.

Мэлори ощутил, что ему будет жалко передавать поле деятельности преемникам. Это-то и есть самое досадное в науке — что за первооткрывателем всякий раз кто-то приходит на готовенькое. Ты копаешь колодец и вынужден мириться с тем, что черпать из него будут другие — пока он не иссякнет. Будут писать монографии, выступать с докладами, издавать учебники; в сущности, это и есть нормальный научный процесс, но чувство несправедливости всё же остаётся, и это тоже нормально. Чем была бы наука без конкуренции?

Что ж, это состязание ты выиграл, Носорог, усмехнулся про себя Мэлори. Тебе достался пирог, ты поддел его на рог и вот-вот начнёшь есть. Прямо по Киплингу. И уж своего-то ты не упустишь. Не всю же жизнь ходить в лузерах.

Резкий гудок скайпа ударил ему по ушам. Мэлори нажал кнопку вызова. На экране появилось худое морщинистое лицо Лагранжа с набрякшими веками.

— Слушаю, — коротко сказал Мэлори.

— Артур, вы не видели Виктора?

— Нет, — недовольно ответил Мэлори. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас, чтобы ему напоминали о чёртовом барнардце. Лагранж был настойчив.

— Припомните хорошенько. Он не брал у вас ключ от А-лаборатории?

— Ключ у меня, — прохладно сказал Мэлори и продемонстрировал в экран пластиковую карту. — Если он вам нужен, зайдите, я выдам.