Двойной генерал (СИ)

«29 июня, вечером, у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия. Подробных данных о положении в Белоруссии тогда еще не поступило. Известно было только, что связи с войсками Белорусского фронта нет. Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко, но тот ничего путного о положении на западном направлении сказать не мог. Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться в обстановке. В наркомате были Тимошенко, Жуков и Ватутин. Жуков докладывал, что связь потеряна, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи — никто не знает. Около получаса говорили довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: "Что за Генеральный штаб? Что за начальник штаба, который в первый же день войны растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует?"

Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек буквально разрыдался и выбежал в другую комнату. Молотов пошел за ним. Мы все были в удрученном состоянии. Минут через 5-10 Молотов привел внешне спокойного Жукова, но глаза у него были мокрые» [Микоян, 8].

Но плачь, не плачь, а слезами горю не поможешь. Связи как не было, так и нет и надо что-то делать.

«Главным тогда было восстановить связь. Договорились, что на связь с Белорусским военным округом пойдет Кулик — это Сталин предложил, потом других людей пошлют. Такое задание было дано затем Ворошилову» [Микоян, 8].

Как в старые добрые времена до изобретения электросвязи послали курьеров, да не каких-нибудь там полковников, и не генералов даже, а маршалов Советского Союза самолично (видимо на людей в меньших званиях уже не полагались) ехать и разыскивать свои, сражающиеся без всякого руководства войска.

Кто же виноват в отсутствии связи с Западным фронтом. Вот показания генерала Павлова Д.Г. на допросе 7.07.41:

«Вопрос: Вы приняли все меры, чтобы обеспечить армии радиостанциями?

Ответ: Да, все меры на этот счет мною были приняты. Когда в первый день боя Кузнецов позвонил мне и просил прислать радиостанцию, так как имевшиеся у него три были разбиты, я затребовал их из Москвы самолетом. Москва сначала не отвечала, а после повторных моих требований ответила, что выслала 18 радиостанций, но до дня моего ареста эти радиостанции получены не были» [1, т.2, док.630].

Высылались ли Павлову 18 радиостанций, а если да, то куда они делись, никто не знает.

А как тогда, извините за утрирование, вообще о начале войны в Москве узнали? Ведь существует мнение на самом высоком уровне, что всю связь уничтожили диверсанты.

«Вернувшись с С. К. Тимошенко в Наркомат обороны, мы выяснили, что перед рассветом 22 июня во всех западных приграничных округах была нарушена проводная связь с войсками и штабы округов и армий не имели возможности быстро передать свои распоряжения. Заброшенные ранее немцами на нашу территорию диверсионные группы в ряде мест разрушили проволочную связь. Они убивали делегатов связи, нападали на командиров. Радио средствами, как я уже говорил, значительная часть войск приграничных округов не была обеспечена. Поэтому связь с войсками осуществлялась по воздушно-проволочным средствам связи» [Жуков, 6, т.1, с.266].

Но оказывается, связи не было не везде.

«С самых первых дней войны связь с нашей армией практически отсутствовала. И произошло это не в результате операций немецких десантно-диверсионных групп, как заявляли впоследствии, а по причине привычной русской неразберихи. Исключения составили военно-морской флот, пограничники и несколько отдельных бронетанковых частей… Когда Сталин понял, что его войска отступают без боя, он испытал моменты и глубокой подавленности, и безумной ярости. «От чего это беспорядочное бегство? Почему военные не в курсе ситуации? — не переставал повторять он. — Берия имеет связь с каждым пограничным постом, а военные потеряли контакт с фронтовыми штабами». «Ответ прост, объяснял мой отец, который хотел смягчить ситуацию, — пограничные посты, в отличие от штабов, оборудованы ультрасовременной радиотехникой» [Берия, 4, с.96].

Итак, пограничники и моряки связь имеют и немедленно информируют Москву о начале вторжения и налетах на военно-морские базы. Правда, не совсем понятно, при чем тут «привычная русская неразбериха», или в погранвойсках и на флоте не русские служат? Но как бы там ни было, но пограничники были сметены первыми, а моряки в силу своей специфики могли информировать только о действиях на морях, что было не так актуально. Так неужели никто не информировал о продвижении немцев по нашей территории?