Двойной капкан

Он прикурил от шипящей огненной струи сигарету «Кэмел» и выбросил коробочку через открытое окно в сад. Раздался негромкий хлопок.

— Фальшивка, — констатировал Блюмберг. — Что ж, давайте проверим эту.

Он поднес зажигалку к другому взрывателю.

— Блюмберг! — предостерегающе рявкнул Тернер, но пламя уже бежало по короткому черному шнуру.

— Если вы таким образом предупреждаете меня об опасности, то я, пожалуй, с вами соглашусь.

Блюмберг еще немного посмотрел, как горит шнур, подбираясь к взрывчатке, затем вышвырнул коробку в окно и стал спиной к стене. От мощного взрыва посыпались оконные стекла из верхних фрамуг и со стола словно бы сдуло всю посуду вместе со скатертью.

— А вот это была настоящая. Жаль, но мы остались без выпивки, — заметил Блюмберг, поднимая с пола донышко разбитой бутылки шотландского виски. — У вас есть еще вопросы, мистер Тернер?

— Черт бы вас побрал с вашими экспериментами! — гаркнул Тернер, отряхивая с волос и с пиджака сыпанувшие сверху мелкие куски штукатурки. — Я хочу увидеться с Пилигримом, — закончив приводить себя в порядок и слегка успокоившись, проговорил он.

— Вы его не узнаете, — ответил Блюмберг. — Пластическую операцию ему делал лучший специалист бывшего СССР. Я сам узнал его с очень большим трудом.

— Значит, и я узнаю.

Блюмберг лишь пожал плечами:

— Летите в Полярные Зори. Он сейчас там.

— Это не очень большой город?

— Это поселок. И каждый новый человек там на виду.

— Значит, появляться мне там не следует?

— Ну почему? — возразил Блюмберг. — Если вы хотите засветить Пилигрима — пожалуйста, лучшего способа не придумаешь.

— Он может прилететь в Грозный?

— Послушайте, Тернер! Хватит болтать! Вы прекрасно знаете, что он не прилетит в Грозный. Потому что у него там много дел. И потому что здесь слишком много любопытных глаз. Я не вправе указывать вам, что делать. Но я вправе немедленно выйти из игры и забыть о ней. А вспомню только тогда, когда всех вас переловят и пересажают. Только этим все и кончится, если даже вы намерены делать глупости. О чем вы хотите с ним говорить? О погоде? Все уже сто раз оговорено и просчитано.

И чем быстрей мы начнем операцию, тем лучше. Потому что тем меньше риска.

Поговорите лучше с Султаном Рузаевым. Это столь же бесполезно, но менее опасно.

— После всего, что я узнал о нем, я даже видеть его не хочу. Когда реально начало операции?

— По нашему графику — через шесть суток. Точную дату определит сам Пилигрим. Не знаю, из чего он будет исходить. Но ему видней. Итак, ваши планы?

Тернер задумался. Логика подсказывала: нужно остаться, нужно все-таки встретиться с Рузаевым, внимательно присмотреться к нему и к его окружению, прочувствовать атмосферу, в которой готовится это беспрецедентное дело. Так командующий армией приезжает на передовую перед наступлением. Формально — для проверки боеготовности, а на самом деле — чтобы понять и оценить внутреннее состояние солдат и офицеров, их душевный настрой.

Все так. Тернер умел мыслить логически, но сейчас логика вступала в противоречие с инстинктом самосохранения, глубоко сидевшим в его сознании и никогда его не подводившим. Этот инстинкт подсказывал: нужно убираться отсюда, и как можно быстрей. Здесь было опасно все. Неведомый мир. Джунгли. Блюмберг был здесь свой, а он, Тернер, — чужак, привыкший к благам цивилизации горожанин, неожиданно оказавшийся в дебрях какой-нибудь Амазонки.

— Решайте быстрей, мистер Тернер, — поторопил Блюмберг. — Через три часа рейс на Москву. А до аэропорта еще ехать. Иначе вы останетесь здесь еще на ночь.

— Что это? — вдруг спросил Тернер, показывая на какое-то насекомое, ползущее по столу.

— Обыкновенный таракан, — ответил Блюмберг и небрежным щелчком смахнул его на пол. Тернера передернуло от отвращения.

— Я улетаю, — решительно заявил он. — Вы остаетесь вместо меня. Под моим именем.

— О том, что я здесь под вашим именем, знают только Султан Рузаев и Азиз Садыков.

— И тем не менее, — буркнул Тернер. — Мое имя — это мое имя. Постарайтесь не запятнать его каким-нибудь публичным скандалом, — не без язвительности добавил он.

— Следует ли из ваших слов, что наша сделка заключена? — спросил Блюмберг.

— Да, черт возьми. Мои слова именно это и значат. О деталях поговорим в свое время. Когда вы увидите Пилигрима?

— Не знаю. Возможно, дня через три-четыре. Или позже.

— Передайте ему привет.

— Он будет очень тронут, сэр.

— Вы сукин сын, Блюмберг! Самый отъявленный сукин сын, каких я только видел!

— Ваши слова я расцениваю как комплимент. В Полярных Зорях я буду под именем Стэнли Крамера, журналиста из Лондона. Для связи с вами буду пользоваться кодом Рузаева. Так что если вы увидите подпись «Стэн», знайте, что это я. Стэн.

Запомнили?

— Да. Где мой охранник?

— В соседней комнате. Его накормили, но он по-прежнему в наручниках. Если вы скажете ему, что вам не угрожает никакая опасность, наручники снимут.

— Готовьте машину, мы выезжаем.

Джип «субару» с темными стеклами уже стоял у крыльца между «уазиками» с пулеметом и автоматчиками.