Двойной карамболь

Задыхаясь, я подполз на животе к краю пропасти. Уже в воздухе он освободился от рюкзака, упал на очень крутой снежный склон, пробороздил его, спустив за собой небольшую лавину, и теперь его тело темнело среди снежного вала. Рюкзак упал ближе, на скалу, мячиком отскочил от нее, лопнув по шву, и крутился в воздухе, выплевывая консервы, пакеты, булки. Я ткнулся горячим лицом в снег — крышка!

Темным пятном полупустой рюкзак лежал на склоне, вокруг него, как выпущенный заряд дроби, крап разлетевшихся продуктов. Кое-что все-таки можно было собрать. Я осмотрелся, где можно сойти вниз, и только тут сообразил, что веревка из пещеры висит на мне. Не доверяя ей, но все равно чувствуя ее спасительную опору, я спустился вниз.

В рюкзаке остался спальный мешок да в боковом кармане сохранился пакет с карамельками. Консервы и хлеб удалось собрать.

Уцелели кое-какие брикеты. Но макароны, сахар был рассеяны по всему склону. Я затолкал продукты в спальный мешок, а его — в лопнувший рюкзак. До палатки отсюда было не так уж далеко. Но — солнце уже садилось, а сумерки в горах недолги.

Я взял чуть выше, ступил на жесткий след лавины, спущенной оборванцем. Шагах в двадцати от меня он застонал и выбрался из снега.

Короста на губе была сорвана, и кровь текла по подбородку прямо на открытую грудь. Шатаясь и волоча за собой ледоруб, он стал спускаться вниз.

К лагерю я вышел уже в темноте. Сил не было лезть в пещеру за примусом. Я сунул в рот карамельку, сбросил варнаковы ботинки, которые были почти сухими, кряхтя влез в Ленькин спальник и вытянулся, даже не застегнув вход в палатку. Только тут вспомнил о мальчишках. Где они? Что с ними?

Что бы ни случилось, до рассвета этого не узнать и помочь им невозможно. Я перевернулся на бок в стылой палатке и провалился в глубокий сон, а когда открыл глаза, чувствуя себя отдохнувшим, уже рассветало. В сумраке у полога сидела моя вчерашняя альпинистка и как ни в чем не бывало чесала гребнем пышную волну волос с седой прядью.

Гудел примус, тот самый, что был оставлен в пещере, на нем стоял котелок с водой, рядом отриконенные ботинки — один ссохшийся, другой лоснящийся от крема. И я понял, что ждет меня. Это был мой день.

— Зачем башмаки у покойника забрала? — спросил ее, кривя губы.

— Твои украли! — ответила она, укладывая волосы в прическу. И, взглянув на меня, добавила: — Тот парень, которого ты вчера сбросил с хребта! Вокруг палатки все было истоптано босыми ногами.

— Понятно! — вздохнул я. — Значит и мне выпала честь продолжить след Белого альпиниста до «голубого саркофага?!» Вместо ответа она улыбнулась одними глазами: женственными и милосердными. Теперь я знал ее настоящее имя: странно, что люди олицетворяют смерть с затхлостью морга. Хотелось задать ей несколько вопросов, но на каждый из них я уже знал ответ, а потому не стал спрашивать ни о вчерашнем, ни о сегодняшнем дне: все равно придется идти!

— Ребята застряли на той стороне хребта?! — спросил я.

— Сидят на скале, как два птенчика, — подхватила она, — голодные. Если им передать скальные крючья да немного продуктов — они спустятся вниз.

«Без меня!» — захотелось съязвить мне. Но вместо этого я растопил на примусе полпачки маргарина, оставленного мальчишками в палатке, и промазал ссохшийся ботинок.

Через полчаса, я уложил в рюкзак палатку, примус, спальник, продукты, закрепил под клапаном старую веревку. Надо было спуститься в пещерку и выдернуть два скальных крюка. Но она остановила меня, протянув те самые ржавые крючья с большими проушинами.

Я сунул их в карман, взвалил на себя рюкзак и, не прощаясь с ней, не оглядываясь, стал подниматься вверх по вчерашнему своему следу.

Остановился только возле бюста погибшего скалолаза.

— Белый альпинист любит смерть! — сказал, глядя в его каменные глаза. Протянул руку, слегка толкнул бюст в короткое обрубленное плечо. Скрипнув металлическим стержнем, соединяющим каменное тело со скалой, бюст отвернулся от меня. Сбоку он выглядел даже смущенным.

Я поднялся на хребет. Там, где был скол рухнувшего карниза, Ленька с Сеней прорубили спуск и очистили от снега скальный выступ, через который пропускали веревку. Я свесился вниз и увидел их метрах в двадцати пяти. Свистнул, они задрали головы на тонких мальчишеских шеях. И сразу стало легко, будто пропал груз, давивший с утра: стоило жить, чтобы видеть глаза людей, к которым приходишь на помощь. К тому же я понял, что Она дала мне шанс уйти.

— Белый альпинист появляется тогда, когда уходит надежда! — крикнул снизу Сеня.

Я привязал рюкзак к концу веревки и стал спускать его. «Нет, — бормотал, — я не буду испытывать старую сопревшую веревку: к ней привяжут новую, я подниму ее и спущусь к ним… А почему бы не попробовать вытянуть мальчишек наверх? Тогда зачем я спускаю рюкзак?» — Мысли лихорадочно мельтешили в голове, и я опять делал не то, что надо. Рюкзак зацепился за выступ метрах в пяти над ними.