Двойной любовник

Александр поправил маску, чтобы она надежно закрывала лицо. Иной раз ему отчаянно хотелось схватить Джессику, схватить и показать ей, что он мужчина.

— 0-о-ох!

Алекс услышал возглас, в котором перемешались не то восторг, не то мольба, и немедленно осознал, что он слишком погрузился в грезы по поводу того, что бы он сделал с Джессикой, и совершенно потерял всякую бдительность.

Он придержал коня и застыл на месте. Кто-то явно продирался к нему через кусты. Алекс вытащил из ножен саблю и ждал.

Госпожа Эбигейль Уэнтворт пробиралась сквозь деревья — ее хорошенькое лицо покраснело от напряжения. Едва она увидела Мстителя на вороном жеребце, как прижала руку к груди и начала оседать на землю.

Алекс моментально соскочил с коня и успел подхватить ее, прежде чем она упала на землю.

— Это для меня, — выдохнула Эбигейль, обвиснув в руках Алекса, глядя на обнаженную саблю. — Вы мечом сорвете одежду с моего тела, прежде чем соединиться со мной?

— Почему, нет, я… — Алекс не знал, что сказать Эбигейль, но вид ее вздымающейся груди — она успела снять косынку — и изобилие пышной молодой розовой плоти, весьма откровенно предоставленной его взору, невольно заставило его задуматься над вопросом Эбигейль. — С тобой все в порядке?

Она обхватила шею Александра, прижалась своей грудью к его.

— Я твоя рабыня, твоя пленница. Делай со мною все, что только захочешь.

Алекс поднял брови, но редкий мужчина не воспользовался бы такой удачей. В следующую минуту он целовал Эбигейль. Она ответила на его поцелуй с чрезвычайной страстью, и прежде чем Алекс понял, что происходит, он уже почти лежал на земле вместе с Эбигейль.

Она была жадной, страстной, горячей — и дочерью одного из лучших друзей его отца.

— Эбби, скорее, — простонал Алекс, пытаясь высвободиться из пылких объятий девушки. Эбигейль распустила волосы, и они нежно щекотали щеку Александра. — Эбби!

— Мне нравится, как ты произносишь мое имя. Мой дорогой Мститель. Моя единственная любовь, — нашептывала Эбигейль, откровенно прижимаясь бедрами к Александру, стараясь снова поцеловать его, но он вырвался.

— Ступай домой, к матери, — сказал Алекс и обнаружил, что голос его дрожит. И зачем ему только вздумалось быть Мстителем в своем родном городе? В другом месте он, не раздумывая, взял бы эту юную нимфоманку. — Иди домой, Эбби. Пожалуйста, иди домой.

Она прислонилась к дереву, лицо горело, груди почти вывалились из корсажа облегающего платья.

— Какой ты благородный, — прошептала она.

— Или, скорее, какой глупец, — пробормотал себе под нос Алекс, глядя на девушку. Если он быстренько отсюда не уберется, то станет полной тряпкой. Продолжая мысленно называть себя дураком, Александр вскочил в седло. — До свидания, госпожа Эбигейль, — прошептал он, пришпоря коня.

— К черту всех женщин! — негодовал Алекс. Для Джессики он вообще нечто бесполое, для Эбигейль, по меньшей мере, жеребец. Он торчал в седле и раздумывал, обманул бы он ожидания Эбигейль или нет. Все, чего сейчас хотел Алекс, — добраться до острова Призрака. И он молил Бога, чтобы по дороге больше не столкнуться ни с одной женщиной.

Джессика посмотрела на полную корзину ежевики и недовольно сморщилась. У нее было собственное судно, на котором она плавала далеко к югу, даже в Нью-Сассекс, а сегодня ей приходится собирать ежевику, как непослушному ребенку.

И во всем этом виноват Мститель!

Когда было объявлено о публичной порке Джорджа Грини, пошли разговоры, что Мститель спасет его. Все говорили: это дело чести. Мститель должен выручить Джорджа.

Интересно, думала Джессика, как они все за Мстителя решили. И про честь, и про все остальное. Весь город, казалось, приписывал ему какие-то магические способности и прочие таланты, которыми простые смертные были обделены. Люди ждали, что этот человек в маске исправит все ошибки и несправедливости. Надеялись на победу одиночки в войне против всего английского закона и порядка.

Но не все верили в совершенство и непогрешимость Мстителя. Джессика как раз принесла в дом Монтгомери двадцать фунтов пикши, когда ей передали просьбу Сэйера зайти к нему. Джесс не винила старшего Монтгомери, ведь она по его милости искупалась в грязной воде, а потом плакала на плече Сэйера. Джессика улыбалась, входя в комнату Монтгомери-старшего, но вышла очень серьезной.

Сэйер потребовал, — чтобы весь следующий день она держалась подальше от города. У Джессики на кончике языка вертелся вопрос, кто дал ему право требовать что-то от нее, но она сдержалась и не стала высказывать свои мысли вслух. Многие годы они видели только хорошее от семьи Монтгомери, и кроме того, ей не сделало бы чести выказать неуважение пожилому изувеченному человеку, который был озабочен, ее благополучием. Сэйер не хотел даже, чтобы Джессика появлялась на пристани на собственном судне.

И вот теперь она здесь делает детскую работу, и все по милости человека, называющего себя Мстителем.