Их отправили жить к тетушке и дядюшке на ферму в Фрейзер-Вэлли, хотя у тех было четверо своих детей. Люк хорошо помнил тот день, когда они с Розмари появились на ферме: настороженные, потерянные и все еще не пришедшие в себя после событий, круто изменивших их жизнь. Дядя Питер был мрачен и неразговорчив. Но тетушка Лайла, надо отдать ей должное, старалась быть доброй и даже обрадовалась им. Кузены были откровенно недовольны их появлением, и Люк со старшим из мальчиков сцепились прежде, чем были распакованы чемоданы.
Люк и Розмари были сыты, одеты, но никогда не были любимы. И так уж получилось, что забота о сестре целиком легла на плечи Люка. Он никогда не считал такое положение дел обременительным — более того, ему сложно было смириться с тем, что Розмари выросла и превратилась в вполне самостоятельную двадцатидвухлетнюю женщину.
Люк бросил короткий взгляд на Оливию, причину нынешних страданий Розмари. Что превратило эту женщину в холодное эгоистичное существо? Или она такой и родилась?
«А может, вы просто ничего не понимаете в женщинах, Люк Харриман», — резко прозвучал в ответ внутренний голос. Люк попытался игнорировать его, хотя и в самом деле его отношения с женщинами никогда не были продолжительными. Две последние подружки бросили его после того, как он отказался переехать к ним и…
— О чем вы думаете? — ворвался в его мысли глубокий голос Оливии.
Это надо прекратить, решил Люк. Он довезет ее до дома, и это будет последний раз, когда она встречалась с Люком Харриманом.
— Я думаю о Розмари, — ответил он.
— О, как бы я хотела что-нибудь сделать для нее.
— Держитесь от нее подальше. И от меня.
— Пожалуйста, конечно. Если вы считаете, что так будет лучше.
Оливия снова вздохнула, и остаток пути они провели в напряженном молчании.
— Вы не собираетесь проводить меня до двери? — спросила она, когда машина остановилась и Люк не двинулся с места.
Пожав плечами, Люк выпрыгнул из кабины и подошел к дверце с ее стороны. Она взглянула на него своими огромными глазищами так, словно прыжок вниз был для нее чем-то невозможным.
— Прыгайте, — почти приказал он.
Оливия прыгнула и, не удержавшись на ногах, прижалась к его груди.
— Ловко, — заметил Люк, отодвигая ее и приходя в бешенство от того, что его тело немедленно отреагировало на ее близость. — Ладно, пойдемте. Где ваш зонтик?
— Должно быть, оставила его в вашей машине. Нечаянно.
Нечаянно, черт побери, подумал Люк, возвращаясь за зонтиком. У этой дамочки в запасе множество фокусов.
Когда они подошли наконец к двери, он подождал, пока она достанет ключи, затем, бросив «Спокойной ночи», повернулся, намереваясь уйти.
Оливия вскрикнула.
Он помедлил. Что за игру она затеяла на этот раз?
Оливия снова закричала:
— Люк, Люк, вернитесь. Пожалуйста. Здесь мышь…
— Мышь не опасна, — ответил он, не оборачиваясь.
— Но я не смогу уснуть, зная, что она здесь. — Ее голос с каждым произнесенным словом становился все более испуганным.
— Где вы ее видели? — спросил Люк, неохотно возвращаясь и оглядывая небольшой пустой холл.
— Думаю, она убежала в спальню.
Охо-хо. Люк взглянул на нее с подозрением, но глаза девушки были полны лишь тревоги и страха, и она так стиснула красный шелк своей блузки, что он мог видеть…
Он резко развернулся и направился к лестнице.
— Хорошо, давайте посмотрим. Где тут у вас спальня?
— Дверь направо.
Люк толкнул дверь и очутился в типично женской спальне: сине-белые занавески в цветах, антикварный туалетный столик с серебряными гребнями и множеством блестящих побрякушек. И легкий аромат духов Оливии, манящий и греховный.
И никаких мышей.
— Возможно, вам показалось, — сказал он, заглянув под кровать и осмотрев затем огромный платяной шкаф, набитый таким количеством одежды, которого он не видел у Розмари за всю ее жизнь.
— Нет-нет. О, пожалуйста…
— Послушайте, — заявил Люк, — я сделал все, что мог, и вы прекрасно знаете, что здесь нет и никогда не было никакой мыши. — Он не знал, почему так уверен в том, что говорит. Оливия ни на миг не меняла своей напряженно-испуганной позы, и, черт побери, она была чертовски хороша в этот момент. И тем не менее он знал, что она лжет.
Он уже выходил из двери, и первые капли дождя коснулись его лица, как вдруг две тонкие руки сомкнулись у него на талии.
Дьявол. Неужели эта женщина не оставит его в покое? Он разжал пальцы, вцепившиеся в его ремень, и повернулся.
— Прекратите, — приказал он. — Я же сказал «нет».
Она опустила ресницы, как будто скрывая боль, терзающую ее сердце, и Люк, к своему ужасу, почувствовал себя виноватым.
Она была самой сексуальной, самой соблазнительной искусительницей из всех, кого он встречал, так что все попытки отвергнуть ее были просто смешны.
— Если вы немедленно не прекратите… — попытался пригрозить он, прекрасно понимая, как заметно его возбуждение.
— Что вы сделаете? — улыбнулась Оливия. Ее белоснежные зубы блеснули во мраке холла, а в черных глазах светился вызов.
— Я… Дьявол! — Рычание, больше похожее на стон, вырвалось из его уст, когда Оливия запустила ладошку между его бедер.