Двойной удар по невинности

Немец притянул меня к себе, склонился к губам и, практически коснувшись их, сказал:

– Я люблю тебя, невыносимая русская женщина. Люблю искренне, всем сердцем и всей душой. Я хочу просыпаться с тобой по утрам, любить тебя ночью, а у наших детей были твои глаза. И мне хочется, чтобы мы с тобой как в старых сказках жили долго, счастливо и умерли в один день. Я люблю тебя, Лена.

Часто-часто заморгав, я попыталась сдержать слезы счастья, но не смогла, и они обжигающе горячими каплями покатились по щекам.

Ощущение полного катарсиса…

Мне казалось, что счастье, чистое, концентрированное счастье, подобно огню выжигает в моей душе все сомнения и страхи. Оставляя лишь любовь. Огромную, как небо, и взаимную.

Встав на цыпочки, я поцеловала теперь уже своего мужа и прошептала:

– И я тебя люблю, Клаус.

ЭПИЛОГ

/Пять месяцев спустя… Кельн/

Мы прилетели в Германию рано утром. Лена, увидев знакомый аэропорт, немного сникла, и я снова пожалел, что взял ее с собой. Негативные воспоминания поджидали здесь на каждом шагу, а мне совершенно не хотелось волновать любимую женщину. Но оставаться в Нью-Йорке она отказалась наотрез, а спорить с ней было просто невозможно…

Причиной поездки была моя мама. Точнее, ее здоровье.

Несколько месяцев после нашей с Леной свадьбы она играла в молчанку, таким образом демонстрируя свое возмущение и неприятие моего выбора. Затем позвонил отец, вроде как по делу, но при этом несколько раз упомянул, насколько сдала наша матушка в последнее время. Чувство вины он во мне пробудил, но не настолько, чтобы бросить все и вновь начать играть по их правилам. В итоге неделю назад позвонила сама мама и сообщила о серьезной болезни, в силу которой она переосмыслила многое, в том числе и мое скоропалительное решение пойти в пику семье. Мама уговаривала приехать в Кельн, повидаться. Говорила она еле слышно, часто всхлипывая и делая театральные паузы.

Да, просить прощения или признавать вину мама не научилась, но я этого и не ждал. Кроме того, ссора с родителями действительно тяжелым грузом давила на плечи, не давая в полной мере насладиться семейным счастьем.

Конечно, я все-таки пошел на примирение. Сообщить Лене не решался до самого дня отлета, а когда сказал, приготовился к скандалу. Почему-то мне казалось, что она подобный порыв с моей стороны совершенно не оценит. Однако супруга лишь всплеснула руками и спросила, деловито поглаживая круглый живот: “Как же долго ты вредничал. Когда вылетаем?”

Сказать, что я был в шоке, – все равно, что не сказать ничего. Лена же объяснила свою позицию очень просто: напомнила мне, что у нас будет сын, и она заранее ненавидит ту девушку, которая однажды заберет ее мальчика от нас.

– Я все больше понимаю твою маму, – бурчала супруга, собирая вещи в дорогу. – Она вас выносила, родила, вырастила, а вы… разбежались кто куда!

– Совсем недавно ты радовалась, что нас разделяют тысячи километров, – напомнил я улыбаясь.

– Не помню такого, хотя я и обижена на нее до сих пор за тот телефонный звонок,– отмахнулась Лена. – Приедем и поговорим с ней, пригласим погостить у нас… На день-другой… Может быть. У ребенка должна быть бабушка.

Эта женщина не уставала удивлять меня, заставляя тем самым любить ее сильнее и дорожить каждым днем, проведенным вместе. Хотя и споры у нас по-прежнему случались довольно часто, но и в них я находил свою прелесть, с ужасом думая, что мог бы жениться на некой согласной на все бездушной кукле.

И вот случилось новое испытание – именно так я воспринимал эту совместную поездку в загородное имение родителей. С опаской поглядывая на покруглевшую жену, помог ей выбраться из такси и повел к дому. У самого порога она вдруг остановилась, взяла меня за руку, не дав открыть дверь, и шепнула:

– Твои нервы передаются мне, а от меня все идет нашему сыну. Прекрати, Клаус, обещаю, что буду паинькой.

Улыбнулся, обнял ее и ответил нарочито спокойно:

– Жаль, что мама не давала мне таких обещаний. В любом случае, мы здесь всего на пару часов.

– Замечательно, – Лена быстро поцеловала меня в губы и отошла, показывая на дверь: – Тогда давай не будем нагнетать. Открывай и приглашай меня в отчий дом.

Заразившись ее оптимизмом, я невольно расслабился и вошел, пропуская жену вперед. Чтобы там ни было, свой выбор я сделал, и мама непременно его примет. Со временем.

В небольшой гостиной, двери которой оказались открытыми, спиной ко мне стоял Дитрих. Чуть дальше виднелся накрытый на шесть персон стол, возле которого суетилась горничная.

– О, – восторженно сообщила Лена, – я уже забыла все обиды. Ты посмотри, какой торт! И соленья! А молоко есть?

Спустя минуту, перекинувшись с Дитрихом буквально парой приветственных фраз, Лена восседала за столом, напоминая, что не ела с самого аэропорта.