Двойной удар Слепого

И Потапчук почувствовал, что самое важное собеседник пока придерживает.

– Ну, чего ты тянешь, Андрей? Не томи, говори главную новость.

– Откуда знаешь о существовании главной новости?

– Я уже столько лет тебя знаю и столько лет в органах работаю, что мог бы кое-чему и научиться.

– Да, поднаторел ты, старый лис. Так вот, тебя приглашает в гости «главный нефтяник».

– Когда? – спросил сразу же посерьезневший Потапчук.

– Завтра вечером, в свой загородный дом. Ждет тебя, чтобы лично выразить благодарность. Я ему доложил. Правда, он удивился. Ведь те, кто сидел в зрительном зале, вообще ничего не заметили, а охрана ему, естественно, ничего докладывать не стала. Только назавтра сообщили.

– Спасибо за приглашение. Отказаться я, понятное дело, не могу.

– Я уже оформил все документы.

– Спасибо, Андрей Николаевич.

– А ты, наверное, сейчас, Федор Филиппович, победу празднуешь? Поди пьешь коньяк? Вытащил заначенную бутылочку из шкафа и пьешь себе потихонечку, сигаретку покуриваешь… – Решетов говорил так уверенно, что можно было подумать, будто он обладает даром ясновидения.

– Так оно и есть, – не стал отпираться Потапчук, – сижу с хорошим человеком, коньячком балуюсь.

– И я бы к тебе сейчас подскочил…

– Так в чем же дело?

– Дело в том, что мне кучу бумаг к завтрашнему утру написать надо.

– Тогда пиши. Контора пишет, дела идут.

– Вот-вот! Больше бумаги – чище задница. Не правда ли, Федор Филиппович?

– Правда, правда, хотя и не вся. Только это я тебя, Андрюша, этой пословице научил, сам же никакие бумаги писать не люблю.

– Я, что ли, люблю? Да и ты любишь не любишь, а пишешь.

– Ох, пишу…

– Ладно, до встречи. Всего тебе. Передавай привет супруге.

– И ты своей, – генерал положил трубку и повернулся к Сиверову. – Вот, благодарят за сделанную работу, еще и к награде представят. Хотя моей заслуги в этом, Глеб Петрович… – генерал сложил пальцы в кукиш.

Глеб махнул рукой.

– Если бы не вы, Федор Филиппович, то меня бы никто не уполномочил, не пустил бы по следу зверя.

– Как бы то ни было, главная заслуга, конечно же, твоя. Ты мне расскажи, Глеб Петрович, как дела у Ирины.

– Все нормально, Федор Филиппович. Через четыре с половиной месяца должна родить.

– Молодец, что считаешь и без запинки докладываешь. Значит, любишь. , – Специально не считаю, просто у меня голова, как электронная записная книжка, все запоминает.

– Это что, в мае, выходит?

– Выходит, в мае, – Глеб улыбнулся. Ему было приятно, что генерал Потапчук проявляет интерес к его личным делам, сопереживает его волнениям и разделяет радости.

Под тосты-прибаутки Потапчука допили бутылку, и генерал сказал:

– Ну что, Глеб Петрович, беспокоить тебя в ближайшее время не буду. Отдыхай. Можешь куда-нибудь съездить, если у тебя есть такое желание.

– Я никуда не собираюсь. Побуду с Ириной, займусь своими проблемами.

– Что за проблемы?

– У меня проблемы простенькие, не такие глобальные, как у вас. Вызвать водопроводчика, чтобы всю сантехнику в квартире поменял. И саму эту сантехнику купить. Потом не до этого будет.

– Ну вот, давай, занимайся, приятные хлопоты.

А скажи, как ты все-таки додумался до того…

– Вы имеете в виду, как я вычислил Мерцалова?

– Да-да, это.

Сиверов повел широкими плечами.

– Это было в общем-то не сложно. Мерцалов во многом похож на меня. Я бы на его месте действовал абсолютно так же, только, может быть, с кое-какими вариациями. Я влез в его шкуру и попробовал смоделировать ситуацию.

– А что тебе дало подсказку, Глеб Петрович? Была же какая-то зацепка?

– Была. Но, думаю, генерал, она ни о чем вам не скажет.

– И все-таки?

– Меня зацепили слова.

– Чьи слова? – генерал пристально посмотрел на Глеба Сиверова.

– Всего лишь два слова.

– И что же это за два слова? – генерал насторожился, словно ожидал услышать некий магический пароль, обладающий фантастической силой и способный раскрывать любые секреты.

– Вот эти слова, Федор Филиппович: «опера» и «опер».

Потапчук хмыкнул.

– Ну ты даешь, Глеб! Мне бы такие филологические изыски никогда в голову не пришли. Как только у тебя мозги устроены!..

…Мужчины пожали друг другу руки, и знакомый шофер на служебной «волге» доставил Глеба на перекресток, откуда когда-то повез в управление.

Глеб неторопливо поднялся к себе на мансарду, сварил кофе и, нажав кнопку дистанционного управления, включил тот диск, который так и не успел прослушать. Полились чарующие звуки. Музыка обволакивала сознание, вымывала из него тревоги, заставляла забыть дурное.

Глава 19

Марина Сорокина, она же Марина Газенпуд, она же Барби, уже неделю как жила в Москве. Узнать бы ее могли, да и то с большим трудом лишь те, кто раньше Марину близко знал, настолько она изменилась. А для Марины неузнаваемо изменилась Москва – улицы, здания, люди, вся городская атмосфера стала другой.