— Я теперь об одном жалею, — глухо сказал Филимонов, — а именно о том, что я тебя тогда, в сорок третьем, не прихлопнул. Если бы знал… Сам бы под пулю пошел, а тебя бы не было, гада! — Пошли отсюда! — махнул старик Семакину.
На улице Филимонов остановился и протянул:
— Да-а… Жили они все, как собаки, и подохли точно так же. Или подохнут, сволочи. Нет им на земле места. Жжет она им пятки.
— Забыл! — вдруг хлопнул себя по лбу Семакин. — Забыл! — И бросился за вынырнувшим из подъезда Мухомором. Тот злобно шипел, отбивался:
— Закроют магазин-то, пусти, закроют!
Но инспектор, притиснув его к стене, успел сунуть под нос карточку:
— Узнаешь?
Мухомор долго разглядывал ее, то приближая, то отводя от глаз. Сказал хрипло:
— Нинка? Тебя-то как угораздило? Эх, Тюлька, Тюлька…
«Я твоя, Гено» — вспрыгнула в памяти Семакина наколка, идущая от бедра к паху убитой. Вот оно что! Он повернулся и пошел к автобусной остановке, где одиноко сутулился старый оперативник.
В городе Филимонов с Семакиным, не сговариваясь, нашли в скверике маленькую лавочку, сели. Закурили.
— Доволен теперь? — осторожно спросил Филимонов.
— С чего радоваться-то? — Семакин дернул головой, закашлялся. — Теперь — все! Все точки расставили, кроме одной. А к ней, похоже, вообще дорожка заказана: нету по этому делу больше людей. Столько лет прошло… Надо его тоже в архив сдавать. Концов нет — и хвататься не за что. Подумаешь, старое преступление размотали! Кто о нем теперь вспомнит?
Старик с удивлением посмотрел на него. Сощурился, буркнул:
— А ты не спеши. Прыткий какой! В кусты, да? Да за то, что ты сделал, я тебе спасибо скажу. Мало? Мне теперь похуже твоего будет. Тяжко свои ошибки сознавать. Да, проглядел тогда. Не смей это дело бросать, и не думай! Давай уж вместе покумекаем.
— А что теперь можно придумать? — скреб затылок Семакин. — Все, все погибли, один Мухомор…
— Я не знаю, чему и как вас теперь учат, — жестко сказал Филимонов, — а только я сейчас, будь на твоем месте, — ну, я постарше, понятно, у меня и мозги по-другому работают, — стал бы Ряху отрабатывать. Шансов маловато, но если один из тыщи выловишь — молодец будешь! Трудность есть, конечно: не допросишь теперь его, Ряху-то: поздно хватились! Ну да к обстановке применяться надо!
— Мало ли с каким он народом общался, — Семакин с ожесточением растоптал окурок, — где я весь этот народ искать стану?
— А я не сыщик теперь! — фыркнул старик. — Это ты у нас Пинкертон. Ты и ищи.
ГЛАВА VIII
Неделю капитан наводил справки об осужденном Трушникове. Затем выписал командировку. Перед отъездом зашел к Попову.
— Мухомора допросил?
— Допросил. Да он меня, правда, не интересует теперь. Ты мне вот что, если можешь, скажи: как Чибис с Нинкой вместе оказались — вот ребус-то!
— Ничего пока не могу сказать, сам голову ломаю. Ясно одно: надо этого паразита, что их убил, искать. Искать, искать!
— А может, плюнем, а? — хохотнул следователь. — Он ведь, по сути говоря, доброе дело сотворил: таких гадов уничтожил, что и пули-то жалко.
— Видно, молодой ты еще для этой работы, Юра, — глядя в окно, произнес Семакин. — Сам не понимаешь, что говоришь. И про кого. Ведь коли он просто так, почти профессионально, двух человек угрохал, так что мы от него завтра можем ждать? Чтобы он дочку твою убил? А ему это запросто, имей в виду. И потом два убийства нераскрытых. Что люди подумают?
Весь измученный, на третий день добрался инспектор до затерянной в необъятных лесах маленькой колонии и сразу завалился спать в комнате приезжих.
Утром долго брился и полоскался под краном, смывал дорожную грязь. Подождал, когда затихнет утренняя кутерьма с оперативками, проверками, разводами; постучался в кабинет заместителя начальника. Приоткрыл дверь:
— Разрешите?
Тучный, молодой еще майор внимательно выслушал Семакина, вызвал капитана и заставил инспектора повторить сказанное, после чего загудел внушительно:
— Надо бы, Николай Федорович, помочь товарищу, надо. Думай давай!
— Я думаю, — ответил капитан. — Пока сказать что-нибудь трудно. Четыре года прошло, как Ряха этот умер. Попробуй теперь найди кого! Здесь ведь как вопрос стоит: близкое окружение искать. Из его компании, из Ряхиной. А у нас эти компании подолгу не держатся — растаскиваем потихоньку. Мы-то оба, — он кивнул на зама, — люди новые, что тут до нас было — темный лес.
— Однобоко ты, Николай Федорович, на эти вещи смотришь, — постукивая карандашом по столу, бросил майор. У начальника оперчасти дернулось веко. — Зачем нам обязательно шайку в лагере искать? Он ведь и работать мог, этот Трушников. А если он работал, в коллективе был, это уже проще. Надо узнать, в каком отряде он числился. С начальником или с мастером поговорить. Пошли своих ребят в канцелярию. Или сам сходи.
Капитан вернулся минут через пятнадцать.
— Отряд Горобца, мастер Онорин, товарищ майор!
— Горобец у нас в отпуске теперь. Надо за Онориным послать.
— На лесосеке ведь он, работает, поди, — буркнул начальник оперчасти.