Основной тактикой эмигрантских центров, самым сильным среди которых был пресловутый РОВС, стала засылка в СССР агентов. Боевики-террористы – это так, мелкое развлечение, чтобы Советам жизнь медом не казалась. Серьезные дела, те, что с привлечением больших денег и иностранных разведок, во все времена делались иначе. Засылались агенты, которые вербовали внутри страны единомышленников и создавали подпольные организации – точно так же, как это делала наша разведка в немецком тылу во время Великой Отечественной войны, или как это делали большевики в Сибири во время Гражданской. Этот процесс шел все 20-е годы: чекисты с большим или меньшим успехом раскрывали разного рода контрреволюционные организации. В то время расстрельными приговорами не бросались, поэтому можно почти с абсолютной уверенностью сказать: если человек по политическому делу приговорен к расстрелу – значит, была вскрыта организация. С окончанием коллективизации и началом индустриализации, когда советское народное хозяйство стало хоть на что-то похоже, эмигрантские центры умерили активность, ибо все это стало явно нерентабельно. Тут уже пошли другие процессы. Но в 20-е годы надежды еще оставались, соответственно, была и подрывная деятельность, как же без нее?
Кроме того, в 20-х годах многие бывшие офицеры возвращались в Россию из эмиграции. Одно время большевики этот процесс всячески поощряли. Или вы думаете, что среди прибывающих в Россию не было агентов эмигрантских организаций и иностранных разведок? Нет-нет, конечно, все были движимы исключительно чистой любовью к Родине…
А теперь подумаем: в какой среде Российскому общевоинскому союзу естественнее всего было вербовать себе сторонников?
Вспомним еще раз: во все времена и во всех обществах офицеры были
То есть, как видим, во времена Гражданской войны многие ощущали себя все еще частью единого
На этом, как мы уже писали, строил важную часть своей работы РОВС. Пользуясь старыми знакомствами, засланные в СССР агенты Кутепова устанавливали связи с офицерами Красной Армии и готовили военный переворот в Москве. Эмиссары из РОВСа не так уж и рисковали, обращаясь к старым товарищам. Их могли принять или послать восвояси – но не донести, поскольку внутри
…В начале 1990-х годов у нас много писали о судьбе поэта Николая Гумилева, который был расстрелян в 1921 году, по обвинению в участии в офицерском заговоре. Само собой, как и все тогда, он считался безвинно умученным большевиками. Эти стенания продолжались до тех пор, пока в Санкт-Петербург не приехала старая поэтесса Одоевцева, в свое время хорошо знавшая Гумилева. И, когда какая-то журналистка задала ей вопрос о том, мог ли Гумилев участвовать в заговоре, ожидая, само собой, очередной порции вздохов по поводу невинно убиенного поэта, девяностолетняя Одоевцева, просияв от воспоминаний, радостно ответила: «А как же! Я нисколько не сомневаюсь!»
Современным интеллигентам не стоило бы мерить Гумилева по себе. Биография его специфична. Сын корабельного врача, учился в Сорбонне, к двадцати пяти годам совершил три путешествия в Африку, непонятно зачем и на какие деньги – впрочем, предполагают, что он работал на русскую разведку, и это очень в его духе. На войну Гумилев пошел добровольцем, и не куда-нибудь, а в войсковую конную разведку, известен был невероятной храбростью, получил два Георгиевских креста, произведен в офицеры. Воин и авантюрист, он сам писал о себе и таких, как он, в стихотворении «Мои читатели»: