Двойной заговор. Тайны сталинских репрессий

Еще в 1926 году Россия и Германия договорились о совместном испытании газов. Работы над ОВ были настолько секретными, что точное количество полигонов неизвестно до сих пор. Есть точные сведения только о двух объектах. Это «Подосинки», расположенные в поселке Шиханы, что неподалеку от Саратова, и «Томка» возле населенного пункта Тоцкое Оренбургской области. Испытания, как уже было сказано, совместные, расходы — пополам. И снова техническое руководство испытаниями — немецкое, административное — наше. Обе стороны за отдельную плату могли получить образцы всех применявшихся и разработанных приборов. Все протоколы испытаний, фотоснимки, чертежи выполнялись в двух экземплярах — для каждого из партнеров. Мы предоставляли немцам полигоны, персонал и условия для работы. В ответ они брали на себя обязательство обучать специалистов по всем отраслям, по которым будут проводиться опыты, и давать им возможность принимать практическое участие в работе.

Обе стороны были обязаны сохранять полную секретность. Более того, в договоре специально оговаривалось, что если немцы не будут выполнять требования режима, то советская сторона «принимает меры», вплоть до расторжения договора. На объектах устанавливался режим не просто секретности — сверхсекретности. Немецкий персонал должен был находиться в полной изоляции, никаких знакомств с русским персоналом, а тем более — с местным населением. Разговоры — только в пределах служебной необходимости. Запрещены выход за территорию объекта, фотографирование, нахождение на предприятии без ведома руководства и т. п.

Начали с иприта. Уже в 1926 году провели первые опыты — разбрызгивание иприта с самолетов, испытания нового прицельного приспособления. Одновременно проверялась надежность средств химической защиты, разрабатывались способы дегазации местности. На этих полигонах исследовали все: химические бомбы, химические фугасы, цистерны для заражения местности, установки для выливания ОВ, приборы дегазации, защитные костюмы — все, что имело хоть какое-то отношение к ведению химической войны. Посетивший осенью 1928 года объект генерал Бломберг дал высокую оценку «Томке».

На этом, раннем этапе руководство РККА также высоко оценило работу объектов. Почти сразу же был разработан способ применения ОВ с помощью авиации, а советские специалисты, работая бок о бок с гораздо более квалифицированными немцами, многому научились. Да и при номинально равном финансировании на деле затраты советской стороны были в несколько раз меньше.

С самого начала Ворошилов не скрывал особого интереса РККА именно к военной химии. В обмен на расширение экспериментов правительство было готово пойти на увеличение финансирования, на уступки по спорным вопросам, касающимся других объектов. На «Томке» начал создаваться институт. Должен был прибыть первый химбатальон РККА для проведения испытаний.

Проблемы начались в 1929 году. Год оказался неудачным. По этому поводу Ворошилов писал генералу Хаммерштейну: «В течение года «Томка» не дала того, что мы, согласно договору, ожидали. Ряд технических дефектов в приборах, присланных немцами, в частности, взрыватель газовой бомбы, сделал их негодными. Бедность технических средств, которые немцы представляют на этот полигон, не оправдывает существование института… Это наводит на мысль, что здесь или недоразумение, или же нежелание вводить нас в курс новых и старых химических средств борьбы, которые рейхсвер имеет».

Похоже, немцы действительно не спешили допускать русских к своим секретам. Доступ в институт для наших был ограничен. Не собирались они и расширять базу испытаний. Что-то странное творилось на объекте. Советские специалисты, посещавшие Германию, посылали руководству отчеты, говорившие о высокой технической оснащенности немецких лабораторий. Под Саратовом все было проще, беднее, примитивнее. Откровенные во всем, что касалось прошлого применения ОВ, немцы замыкались, как только речь заходила о последних разработках. Представители рейхсвера обещали ознакомить партнеров со всем, всем, всем… Но время шло, а обещания оставались обещаниями. Немцы явно скрывали новейшие разработки, а наши спецслужбы не настолько качественно работали, чтобы получить их без ведома хозяев.

Немцев понять можно. К тому времени «восточная» ориентация внешней политики Германии начала уступать место прозападной. Они, естественно, не хотели делиться с нами разработками по тому виду оружия, по которому ушли далеко вперед, и в то же время не хотели терять полигон. Их поведение вполне вписывалось в новую психологию германского офицерства. Тот же Бломберг еще в двадцатые годы обронил фразу:

«Честью прусского офицера было быть корректным, а честь немецкого офицера должна заключаться в том, чтобы быть коварным».