Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять — из двух клонов Громовых теперь остался только один.
Глава 4
Ужас сковывает тело.
Надо вызвать полицию и скорую, но только сейчас я осознаю, что телефон остался в моей комнате. Вижу телефон Марка, закрепленный на фронтальной панели, тянусь к нему и внезапно слышу короткий глухой стон.
— Марк! — у меня из глаз брызжут слезы. — Марк, как хорошо, что ты живой!
Он открывает мутные глаза, пытается сфокусировать взгляд.
— Ты… Кто… ты… — он еле шевелит губами. Наклоняюсь над ним, и слезы капают ему на шею.
— Это я, Карина, — вытираю глаза ладонями. Громов закрывает глаза, снова открывает, на этот раз его взгляд более осмысленный.
Он проводит ладонями по лицу, делает усилие, чтобы привстать. Поворачивает голову вправо…
Я зажимаю руками рот, слезы ручьями текут по пальцам, а Марк смотрит в потухшие глаза.
— Мартин… — хрипит он, — Марти…
Я никогда не слышала, чтобы так кричали. И я не могу это слышать. Обхватываю голову Марка и шепчу как заведенная:
— Успокойся, Марк, миленький. Он тебя не слышит. Пожалуйста, Марк…
— Он мой брат, — Громов хватает меня за плечи и встряхивает так, что у меня в ушах начинает звенеть, — он мой брат, поняла?
— Да, — плачу я и вытираю мокрые дорожки на его щеках, — да, я знаю…
— Почему я тебе не послушался, Каро, — в отчаянии хрипит Марк, — почему? Ты же говорила про колодки, и ты была права. Это я его убил! Я убил своего брата…
Он резко замолкает, мы вперяемся друг в друга взглядами. Не знаю, читает ли он это в моих глазах, или догадка приходит нам в голову одновременно. Но первой заговариваю я.
— Не ты, Марк, — у меня тоже голос звучит хрипло, я наревелась и наглоталась пыли, — не ты, а тот, кто хотел убить вас обоих.
— Да, — он не сводит с меня жуткого, безжизненного взгляда, — и этот кто-то подобрался к моей семье очень близко.
Он со снисходительной улыбкой объяснял мне, что техосмотр автомобиля проводили специалисты их собственной станции техобслуживания. Семейный бизнес…
Не просто близко. Близко пугающе.
— Ты уверен… — сглатываю, комок в горле мешает говорить, — что это тормозные колодки? Как же ты сумел направить машину на дерево?
— Я и не сумел, — тяжело дышит Марк, крупные капли пота усеивают его лоб, — вышло случайно. Если бы этого дерева здесь не было, мы бы уже ехали по дну моря.
Снова зажимаю рот. На минуту представляю ощущение, когда машина теряет управление и несется в сторону, к обочине, за которой крутой обрыв и вода…
Громов щелчком отстегивает ремень безопасности, отбрасывает его и пробует подтянуться на руках. Но его ноги зажало педальным узлом и вдавившейся при ударе об дерево обшивкой салона.
От его дерганых, судорожных действий машина начинает опасно покачиваться.
— Стой, не торопись, — останавливаю его, — попробуй отодвинуть сиденье.
Марк смотрит безумным взглядом, но все же перестает дергаться. Я молюсь, чтобы механизм оказался неповрежденным, и мои молитвы доходят до адресата — сиденье медленно отъезжает назад.
Громов наклоняется и распахивает дверцу со стороны пассажирского сиденья. Наклоняется к брату, ерошит волосы на макушке.
— Марк, — зову, не в силах сдержать всхлип, — почему? Подушки ведь сработали.
Марк оборачивается, и мне хочется зажмуриться, так опаляет горящая в глубине глаз ярость.
— Он отстегнул ремень, чтобы взять телефон. Я не сразу увидел. А когда увидел, то…
— Ты кричал, чтобы он пристегнулся, — шепчу, глотая слезы, — я слышала.
Марк молча кивает, тоже шумно сглатывает, но я и так догадываюсь. При ударе Мартин вылетел вперед и ударился о подушку. Система, предназначенная сохранить жизнь, тоже умеет убивать.
Марк берет за плечи брата и привстает на сиденье.
— Каро, помоги.
Он глухо матерится сквозь зубы и морщится от боли. Замечаю, что он старается опираться на левую ногу.
— Что ты хочешь сделать… — начинаю, но он перебивает довольно грубо: — Шевелись, сказал!
Бросаюсь на помощь, мы осторожно перекладываем Мартина на водительское сиденье. И пока возимся, лихорадочно соображаю.
Открытая пассажирская дверь, один брат за рулем, значит второй…
— Ты хочешь, чтобы думали, будто ты утонул? — озаряет догадкой. Марк хмуро кивает.
— Пусть думают, что у них получилось, а я пока попробую выяснить, кто это сделал. И лучше, чтобы никто не знал, что я жив.
Марк упирается одной рукой в руль, второй в сиденье, прикладывается губами ко лбу Мартина, и я сдавливаю горло, заглушая рыдания.
— Я отомщу, клянусь, Марти, — выдыхает он, снимает с торпеды телефон и захлопывает дверцу. — Иди сюда.
Теперь ясно, что он не может стать на правую ногу. Опирается о кузов, морщится от боли. Подхожу ближе, и Громов переносит опору на меня.
— Быстро к машине, — командует отрывисто и хрипло, будто рыкает хищный зверь. — Я вернусь к вам на заправку, а ты дождешься полицию.
— А как я объясню им, как сюда попала?
— Соври что-нибудь. Скажешь, ехала с другом, увидела аварию, попросила высадить.
— Здесь машины проезжают одна за полдня. Водители предпочитают ехать в объезд.
— Ты можешь со мной не спорить? — говорит он недовольно.