Двор чудес

— Нет еще, сын мой. Перед отъездом я хочу побывать на казни того негодяя, которого вы так удачно изловили. Я позволю себе это маленькое утешение… небольшой отдых среди беспрестанной борьбы… Попробую и повидать этого человека, пока он не попал на виселицу. Быть может, узнаю от него что-нибудь важное о его товарищах.

Лойола встал.

— Тогда до завтра, отче. Казнь будет завтра в восемь часов утра у Трагуарского Креста.

Лойола благословил Монклара на прощание и ушел. Великий прево проводил его до дверей дома.

Когда дверь закрывалась, Монклар заметил, что Джипси все еще стоит на месте.

И уму его вновь представился все тот же самый вопрос:

«Что же она тут делает? Какая тайная мысль ведет ее? Да что! Какое мне, в конце концов, дело! Цыганка хочет непременно побывать на казни вора. Зачем? Неважно. Забуду об этом».

Но чем дальше все время, тем больше ему хотелось знать, отчего Джипси стоит неподвижно, уставившись на дверь его особняка. Время от времени он подходил к окну проверить, не ушла ли она.

И всякий раз видел ее на том же месте.

Можно было бы велеть ее прогнать.

Но у него был предлог не делать этого: ведь бедная старуха, как-никак, спасла ему жизнь. А так — что от нее за вред?

Когда стемнело, Монклар уже не видел ее, но оставалось ясное ощущение, что она все еще тут…

Граф расположился, как будто собирался всю ночь провести за работой. Это с ним часто бывало.

Лишь несколько часов спустя он опомнился: все это время думал только о Джипси.

И ни единого мига в этих глубоких размышлениях он не подумал о Лантене.

Лантене в счет не шел, он не существовал. Но Джипси заполонила весь ум Монклара.

Он скрупулезно восстанавливал в памяти, при каких обстоятельствах им пришлось встречаться. Старался как можно точнее припомнить ее слова, жесты, выражение лица, значение взглядов.

И все это цеплялось, выстраивалось вокруг двух фактов.

Первый: цыганка просила его помиловать своего сына.

Второй: цыганка молила помиловать также и Лантене.

Загадочной связи между этими двумя фактами он не улавливал.

Монклар в ярости вскочил и принялся быстро расхаживать по кабинету. Ходил он долго, потом опять сел за стол — и все еще думал о Египтянке.

Пробило четыре.

Он вздрогнул, встал и подумал:

«Надобно спуститься в застенок поговорить с этим человеком».

XVI. Сын великого прево

И в то же самое время нечто чрезвычайно важное совершалось в уме Лантене. К нему-то мы теперь и обратимся, иначе продолжение нашего рассказа станет совершенно непонятным.

Мы видели, в тот момент, когда Лантене у костра Доле повернул голову в сторону Джипси, один из солдат со страшной силой ударил его по голове, и он потерял сознание. Его бросили, связанного, на тележку, которая тут же поехала к дому великого прево.

Лантене очнулся как раз в тот момент, когда тележка въезжала во двор особняка и затворялись главные ворота. И вот в тот миг, когда он открыл глаза во дворе, ему представилось совершенно отчетливо, очевидно и неоспоримо, что это место ему знакомо издавна.

Все знают неодолимую силу этого психологического явления, которое именуется ассоциацией идей. Лантене испытал такое сильное впечатление. Это ощущение сперва смущает воображение, а затем не дает ему покоя. Все это, впрочем, длилось только одну секунду.

— Да я с ума сошел! — проговорил Лантене.

Стоявшие рядом солдаты его услышали и расхохотались. Но он не обратил на них внимания и сразу опять закрыл глаза.

— Что ж, — размышлял он с быстротой, которую подчас обретает рассудок в минуты сильных потрясений, — если я не сошел с ума, если это не кошмар, не наваждение, то слева тут должна быть дверь, перед ней три ступеньки, а над дверью чугунный фонарь.

И дверь, и три ступеньки, и фонарь тут же явились. Лантене замер в ужасе.

Его опустили в застенок, приковали к стене, заперли дверь — а он этого словно и не заметил.

Несколько часов он оставался в каком-то отупении и очнулся только тогда, когда отворилась дверь застенка. Тюремщик принес ему поесть.

— Друг мой, — сказал ему Лантене дрожащим от тревоги, умоляющим голосом, — вы не могли бы оказать мне огромную услугу? Вы не бойтесь, ваша служба тут ни при чем…

Тюремщик покачал головой и подумал: «Вот он — страшный разбойник, сражавшийся против королевского войска! Жалкий такой, беспомощный, как ребенок! Что значит добрая тюрьма!»

А вслух грубо спросил:

— Какую такую услугу?

— Скажите мне только вот что… Та дверь, что слева во дворе, не в сад ли ведет?

Тюремщик недоверчиво посмотрел на узника.

— Да не бойтесь! — воскликнул Лантене. — Я же весь закован, что я могу сделать?

— А ведь и верно… Да, дверь ведет в сад монсеньора великого прево.

— В сад великого прево… А скажите — скажите, ради Бога! — нет ли в этом саду по сторонам от калитки двух молодых вязов?

— Вязы, верно, растут. Молодые, нет ли — не знаю.

— И еще вопрос, добрый человек — только один вопрос… Не идет ли от калитки длинная аллея, обсаженная розами? Не выходит эта аллея на площадку над берегом Сены?

— Все так и есть. Только вам что за дело до этого?