Мадлен говорила дальше с хладнокровием хирурга, препарирующего труп:
— Заметьте, господа: сперва король отвел Жилет покои во дворце. Потом он рассудил, что ее будет легче одолеть в этом павильоне и перевел сюда. Наконец, сегодня, очевидно, под влиянием какого-то лихорадочного бреда (уж я-то знаю короля, господа!), какой-то мысли, которые разом переворачивают в нем все, он является сюда, хватает девушку и уносит. Я утверждаю: она теперь может быть только в королевских покоях.
— Пошли туда! — воскликнул Манфред.
— Я пойду впереди, — вызвался Флёриаль, — я знаю эти покои.
Когда перед ними явился, выступив из тьмы, силуэт огромного дворца, они невольно сбились в кучу. Через несколько минут они уже неслись вверх по лестницам.
Вдруг Трибуле поднял руку и остановил их.
— Там! — крикнул он громко, уже ничего не остерегаясь.
Он указал на широкий коридор с запертой дверью в конце — дверью королевских покоев.
Две секунды спустя они уже были у этой двери. Рагастен распахнул ее. За дверью была передняя.
В передней Монтгомери тихонько беседовал с тремя офицерами. На скамьях дремали четыре лакея, а в глубине, перед дверью, стояли два огромных алебардщика.
Рагастен увидел все это сразу, как только открыл дверь. Его товарищи ворвались за ним. Он закрыл дверь и встал перед ней.
— Тревога, тревога! — закричал Монтгомери.
Ворвавшиеся остановились во мгновение ока, подобные кабанам, выбирающим, какой собаке вспороть брюхо.
Первым же ударом кинжала Мадлен уложила одного огромного алебардщика, а после схватилась с другим.
Манфред и Лантене набросились на трех офицеров.
Те обнажили шпаги, но Манфред с Лантене своих вытаскивать не стали, а кинулись вперед с кинжалами в руках. Через две секунды они сами были в крови от полученных ран, но три тела на полу корчились в агонии.
Тут же расхохоталась Мадлен Феррон: проскользнув под алебардой, она ударом кинжала вспорола великану живот.
Четверо обезумевших от ужаса слуг, стоя на коленях, протянули руки к Спадакппе. Тот связал их.
Монтгомери же, крикнувший «Тревога!», как только открылась дверь, попытался вырваться наружу. У двери он столкнулся с Рагастеном.
— Дорогу! — прокричал капитан.
В этот миг он почувствовал на спине какую-то тяжесть. Это Трибуле прыгнул на него и, весь бледный, весь потный, растянув рот в боевом хохоте, произнес:
— Ваш покорный слуга, господин де Монтгомери!
Он всеми десятью пальцами впился капитану в горло. Тот повалился — то ли мертвый, то ли просто без чувств.
— Помогите! Помогите!
Это жалобный девичий крик прорезал ночь. Все кинулись к двери.
— Матушка, матушка, помогите!
— Да замолчи ты!
Крик ужаса чередовался с хриплым рыком припадочного.
Шестеро товарищей расчистили себе дорогу, но наткнулись на дверь.
Раздались вопли отчаянного бешенства:
— Заперта! Проклятье! Заперта!
— На помощь, Манфред! Ко мне, любимый!
В стоне Жилет было нечто трагическое: такие голоса звучат иногда во сне; он словно исходил из эмпирея ужаса…
Манфред таранил дверь плечом, колотил кулаком…
При каждом ударе из его груди вырывался звериный храп.
— На помощь! Помоги, Манфред!
В эту минуту она забыла мать, отца — всех: один любимый мог ее спасти!
Шум свирепой борьбы за дверью затихал. Это был уже крик агонии. И вот прозвучал победный рык хищника, настигшего добычу — короля, который ничего не слышал:
— Не помогут! Ты моя!
— Скамья! — крикнул вдруг Рагастен.
Все шестеро подскочили к огромной дубовой скамье, тяжелой и длинной.
Какой невероятной силой они подняли и понесли эту катапульту, которая первым же ударом с грохотом высадила тяжелую дверь?
И все шестеро, не разбирая дороги, в крови, не похожие даже на людей, ворвались в опочивальню.
Жилет стояла за грудой кресел и еще отбивалась…
В тот же миг Манфред был рядом с ней!
Она улыбнулась самозабвенно, горделиво, нечеловечески радостно и в блаженстве закрыла глаза: ей стало спокойно…
Он же схватил ее, взвалил, кряхтя, на плечо (для чувств было еще не время), одной рукой придерживал, в другой потрясал кинжалом. Король, опешив, остолбенев от несказанного изумления, звал подмогу: ему казалось, что очень громко, на деле же чуть слышно.
Манфред бросился в переднюю. Остальные бегом окружили его. Из передней они кинулись в коридор. Теперь они услышали новые крики.
— Это у государя! — кричали голоса.
Появились пять, десять, двадцать придворных, по большей части полуодетых. Шестеро пошли прямо на них. Впереди шел Рагастен. Его тяжелая шпага отсвечивала в полумраке коридора. Он рубил ею, словно плетью хлестал; шпага в его руке свистела; раздавались грозные клики…
И на дюжину шагов в коридоре, до самой лестницы в парк, остался кровавый след.
Все шестеро были ранены. Но на их пути лежали трупы. За ними громыхал безумный рык короля, отошедшего от столбняка:
— Держи! Держи! Убью!
С этим рыком бледный Франциск догонял их с кинжалом в руке.
Когда он выбежал на лестницу, его глазам явилось такое зрелище: Манфред бешено несется вниз по лестнице. Жилет у него на плече. Вокруг них четверо — не люди, а демоны.