— Неужели вы посмеете нарушить данное мне слово? Вы клялись сохранить мне жизнь в обмен на жизнь Лантене.
Манфред посмотрел на друга. Тот сказал, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие:
— Милостивый государь, только клятве моего друга… моего брата вы обязаны жизнью. Если бы Манфред, как вы сейчас сказали, не поклялся сохранить вам жизнь, я бы немедленно убил вас.
— Берегитесь! На мне священное облачение! — прервал Лантене Лойола, смертельно напуганный движением его руки.
— Убил бы, — продолжал Лантене, — как бешеного пса, без малейшего зазрения совести, и думал бы, что служу великую службу человечеству.
Лантене в этот миг был грозен и прекрасен.
— Но вы не бойтесь, — усмехнулся Манфред. — Воровское слово крепкое. Раз Лантене жив, то и ваша жизнь вне опасности.
Лантене еще немного помолчал и вытер рукой пот, градом катившийся по лбу.
— Да, — сказал он, — жизнь ваша вне опасности. А что до свободы… об этом поговорим.
Убедившись, что его не убьют, Лойола улыбнулся дьявольской улыбкой.
— Вы оба еще очень молоды, — сказал он, — и я прощаю ваши ложные суждения о человеке, которого вы должны были бы почитать по многим причинам. Но не подобает мне обсуждать с вами все мои поступки и цели, которые их вдохновляли. Скажите мне только, как вы хотите со мной поступить. Но подумайте вот о чем: сегодня сила на вашей стороне, но так будет не всегда. Если вы оставите меня в заключении, король Франции, у которого я в гостях, обеспокоится моим исчезновением и станет меня разыскивать. В конце концов все станет известно. Так что я забочусь о ваших интересах, не о своих: я-то давно приучил свой ум к мысли о гонениях, которые мне предстоит претерпеть, служа Богу и святой Церкви…
— О гонениях, милостивый государь, мы говорить не будем, — возразил Манфред. — Мы далеко бы зашли, перечисляя всех, кого гнали вы. Поговорим лучше о наших делах.
— Извольте! — миролюбиво сказал Лойола.
— Итак, — продолжал Манфред, — обсудим теперь ваше освобождение — то есть условия, которые мы ставим для этого освобождения.
— Условия?
— Ну да; что удивительного? Итак, нам предстоит поговорить на эту интересную тему. Но прежде, чем приступить к этому разговору, сперва мой брат Лантене побеседует с вами о предмете, который живо его касается…
Лойола вопрошающе взглянул на Лантена.
— Милостивый государь, — сказал тот, — помните ли вы слова, которые говорили мне нынче утром?
— Слова христианского утешения, — уклончиво прошептал Лойола.
— Нет, слова проклятия, которые жгут мне сердце! Вы говорили мне, милостивый государь, что я отправляюсь на эшафот с согласия графа де Монклара.
— Так оно и было…
— Теперь я спрашиваю вас: вы не солгали?
— Служитель Христов никогда не лжет.
— Имейте в виду, — продолжал Лантене с таким ледяным спокойствием, что монах весь похолодел, — имейте в виду: я требую от вас совершенной истины… требую, чтобы вы говорили от всей души… Быть может, граф де Монклар был принужден к этому согласию? Скажите… Если так — я довольно вас знаю: вы могли играть словом «согласие». Как именно соглашался великий прево? Вот что я желаю знать…
— Кто изведает истинные помыслы человеков?
— Вижу, что мы друг друга не понимаем. Вот что я вам скажу, милостивый государь. Мой друг Манфред — вот он здесь — недавно столкнулся с графом де Монкларом на улице.
Лантене остановился перевести дух: он задыхался…
— Знаете ли вы, что понял Манфред? — продолжал он.
— Ожидаю узнать от вас.
Лантене схватил монаха за руку и прохрипел:
— Граф де Монклар безумен! Безумен — слышите? Он ищет сына своего, он зовет его со слезами… Почему граф де Монклар потерял рассудок? Говорите, милостивый государь! Вы это знаете…
— Странные вещи вы говорите! — сказал Лойола.
— Почему, когда меня уводили из его дома, отец мой вырывался от стражников? Вы и это знаете! Говорите! Признайся, негодяй, что ты ужасно солгал! Признайся: только твое нахальное плутовство приготовило эту казнь…
— Вы ошибаетесь, верно вам говорю! Сейчас-то мне нет никакой выгоды лгать… Я действительно заметил в распоряжениях великого прево на ваш счет странные противоречия. Я сам слышал, как он велел отправить вас на эшафот. А потом я видел, как он кидался на стражников. Тут я ушел и больше ничего не знаю. Разрежьте мне грудь, копайтесь в моем сердце — вы не найдете там той лжи, которую ищете.
Лантене обернулся и посмотрел на Манфреда. Тот пожал плечами: ничего из него не вытянуть!
— О, — прошептал Лантене, — двадцать лет жизни я бы отдал, чтобы знать, что мой отец не соглашался на казнь!
Лойола плотно сжал губы.
«Хорошо! — подумал он. — Эта мука навсегда останется в твоем сердце. А насчет остального посмотрим!»
Лантене отпустил руку монаха и в отчаяньи отступил на пару шагов назад.
— Что ж, милостивый государь, — сказал Манфред, — раз вы так упорно молчите — уладим теперь вопрос о вашем освобождении.
Лойола вздрогнул, но ничего не сказал.