Само собой, заговорили о Вольтере: «Он задал тон столетию, и его читают в салонах равно как в лакейской», – произнес один из гостей.
– Это правда, – отозвался другой. – Адептов не-религии сегодня не счесть. Мой парикмахер, например, напудривая мне парик, сказал намедни:
– Сударь, я хоть и простой парикмахер, однако неверующий, не менее, нежели знатные господа…
Слова наивного брадобрея вызвали общее веселье, и господин де Бово заключил:
– Да, господа, революция на пороге, скоро философия сметет суеверие и фанатизм, наступит царство разума. Увы! Для высвобождения умов понадобится слишком много времени – и нам уж не быть свидетелями сему.
Тут один из гостей, доселе хранивший молчание, взял слово. То был Казотт, человек оригинальный, даже странный, автор столь же странной, сколь и забавной фантастической повести «Влюбленный дьявол». Книга в свое время наделала шуму, самого же автора подозревали в принадлежности к иллюминатам.
– Господа, – начал Казотт, – спешу вас обрадовать. Все вы увидите пришествие той самой великой и возвышенной революции, которую вы так чаете все. Вы же знаете, я отчасти пророк; так вот, вам дано будет увидать ее.
Присутствующие заулыбались: «Для подобных предсказаний не обязательно быть великим пророком!»
– Вот уж поистине благая весть, ничего не скажешь, – воскликнул Шамфор, – и за нее я с радостью выпью!
В тот момент, когда гости подняли бокалы и осушили их, Казотт вновь заговорил:
– Все же для того, чтобы сказать то, что я вам собираюсь сказать, надо быть чуть большим пророком. Знаете ли вы, что принесет эта революция, что принесет она вам всем – всем кто здесь собрался? Каковы будут для вас ее вполне обозримые последствия? Ее немедленный и неизбежный результат?
– Что ж, послушаем, – произнес Кондорсе с усмешкой. – Философу встречаться с пророком не досадно.
– Вы, господин Кондорсе, – сказал Казотт, и взгляд его зажегся, – вы умрете на полу тюремного каземата; вы скончаетесь от яда, который будет к тому счастливому времени у вас постоянно при себе; вы примете яд, дабы избегнуть рук палача…
Присутствующие встретили эти слова взрывом хохота.
– Однако, господин Казотт, ваша нынешняя сказочка куда менее забавна, чем ваш «Влюбленный дьявол», – весело сказал Кондорсе. – Какая связь, черт побери, всего, что вы наговорили – яд, тюрьма, палачи – с философией и царством разума?
– Связь самая прямая: именно во имя философии, гуманности, свободы и пришествия царства разума вы и покончите с собой подобным образом…
– И все это будет при пришествии царства разума?!
– Вот именно; и это будет воистину царство разума, ему даже храмы будут посвящать… В конце концов, во Франции ни единого храма не останется – одни лишь Храмы разума…
– Ну, уж вам-то в подобном храме жрецом не бывать, – усмехнулся Шамфор.
– Да уж, надеюсь. Но вот вы, Шамфор, вы, который вполне достойны были бы им стать, – вы вскроете себе вены двадцатью двумя ударами бритвы, но при этом умрете лишь несколько месяцев спустя…
Тем временем все уже переглядывались, не прекращая, однако, смеяться. А Казотт уже указывал на следующего:
– Вы, господин Вик д’Азир, вот вы сейчас смеетесь, а вы себе вены вскроете не сами; вам их будут резать по шесть раз за день в разгаре приступа подагры, а умрете вы ночью…
Гостями овладело некоторое замешательство. Смех звучал уже несколько напряженно. А Казотт по очереди указывал на сидящих за столом:
– Вы, Николаи[35]
, умрете на эшафоте; вы, Байи, тоже на эшафоте; вы, Мальзерб, – на эшафоте.– Слава богу, – сказал Руше, – что Казотт ополчился лишь на Академию, собираясь самым ужасным образом ее искоренить. Благодарение небесам, я не академик…
– Вы? Вы тоже умрете на эшафоте! – воскликнул пророк громовым голосом.
Послышались возгласы: «Он что же, поклялся всех нас уничтожить?»
– Это не я поклялся!
– Тогда кто же? Турки? Татары?
– Не они. Я же вам сказал уже: с вами расправятся те, кто, как и вы, верят лишь в философию и разум – и все те принципы, которые действительно станут верховными. И те, кто с вами покончат, будут, как и вы, философами – все как один. И все будут поминутно повторять те же фразы, что сейчас произносите вы, провозглашать те же истины, цитировать, как и вы сейчас, Дидро и Вольтера…
За столом перешептывались: «Да он просто сумасшедший!..», «Да нет, что вы, он просто шутник… И его шутки всегда были несколько странноватыми…», «Нет-нет он отнюдь не шутит!»
Шамфор заговорил вновь:
– Ну и когда же сбудутся ваши пророчества, господин Казотт?
– Не позднее, чем через шесть лет.
– Вот так новость! – вскричал Лагарп. – А что же станется со мной, господин пророк?
– С вами, пожалуй, произойдет, нечто вовсе невероятное: вы станете христианином!
– Ну, – сказал Шамфор, – тогда я спокоен. Если нам суждено умереть, когда Лагарп станет христианином, тогда мы вообще бесссмертны!