Зеленоглазый, черноволосый юноша справа незаметно поддел меня локтем. Это Рафаэль де Монтесуэно, молодой рыцарь из Кастилии, единственный оруженосец, проявивший ко мне дружеские чувства, когда я появилась при Дворе. У меня сложились неважные отношения с остальными оруженосцами. Эленаис де Плюминьи состязалась со мной в яростной борьбе за «Глоток Короля». Доверие Прозерпины Каслклифф пришлось предать, чтобы одержать победу. Сураджа де Джайпур и Зашари де Гранд-Домен я совсем не знала.
– Ты в порядке, Диана? – прошептал Рафаэль, коснувшись моей руки.
Согласно моде испанского Двора его ногти покрывал черный лак. Сердце накрыла печаль. Я не испытывала угрызений совести перед врагами, скрываясь под фальшивым именем, однако обманывать тех, кто искренне желал мне добра, было противно.
– В порядке. Отделалась легкой царапиной… – Я потерла щеку.
– Какая псина посмела испортить идеальное личико! – прошептал мне в шею до боли знакомый, вибрировавший от страсти голос.
Повернувшись, я увидела роскошную рыжую гриву виконта Александра де Мортанж.
Красивый вампир с ангельским лицом влюбился в меня. Вернее, в мой фальшивый образ. Стоило мне покинуть апартаменты, как он следовал за мной повсюду, не выпуская из виду. Передышка наступала только на рассвете, когда виконт, как и другие бессмертные, отправлялся в свой гроб на покой. Александр не знал, кто я на самом деле. Не ведал, что, убив группу фрондеров в глубинке Оверни, принял участие в расправе над моими родными. Но
– Того, кто посмел поднять на тебя руку, я бы убил два раза, – прошептал вампир с любовным пылом, вызвавшим у меня тошноту.
– Простолюдины умирают только раз, Алекс, – возразила я, изящно улыбнувшись. – Лишь аристократам иногда позволено возрождаться с помощью Тьмы.
– Счастливчики! И ты, дорогая Диана, уже на пути к вечной жизни. Ты предотвратила покушение на монарха, выиграла почетное место королевского оруженосца. И вот теперь убила подлого повстанца. Ты просто коллекционируешь подвиги. Эпатаж! Разве не я предсказывал тебе триумф при Версале?
Он заговорщически улыбнулся и незаметно кивнул в сторону Нетленного, все еще окруженного роем услужливых камердинеров.
– Держу пари: Король очень скоро разрешит твою трансмутацию за заслуги перед Короной.
Если пылкость Мортанжа просто отталкивала, то перспектива, о которой он упомянул, наводила откровенный ужас. Нетленный разрешал трансмутацию оруженосцев после завершения их службы при Дворе. Для всех «лизоблюдов мертвых» получить статус бессмертного – высшая честь, недостижимый Грааль. Для меня же – проклятие, которое нужно избежать любой ценой.
Раздался голос Главного Камергера, заглушивший разговоры присутствующих:
– Король раздет!
Главный Вампир империи возвышался во всем черном: блузе, коротких штанах и шелковых чулках. На нем не было жюстокора с нашитыми галунами и кюлотов-ренгравов[10] с лентами.
Церемония раздевания вместо того, чтобы приблизить придворных, отдаляла Короля от них: без многочисленных слоев ткани, поглощавших холод, тело суверена беспрепятственно излучало ледяную,
Под руководством Экзили небольшая армия врачей в темных мантиях и высоких конических шляпах пришла на смену камердинерам. Они измерили несуществующий пульс монарха, прослушали его бронзовыми инструментами причудливых форм, ощупали бледную кожу. Не знаю, что они узнавали таким образом: здоровье Короля в течение трехсот лет было публичным спектаклем, как и все аспекты его бессмертной жизни. В конце этого барочного ритуала Экзили вручил своему господину хрустальный флакон, наполненный рубиновой жидкостью:
– Ваше лекарство для приема на рассвете, Сир: Богемская кровь, приправленная специями фараонов для укрепления Ваших королевских органов перед сном.
Нетленный, прижав флакон к металлическим губам, осушил его одним глотком.
– Король изволит почивать! – объявил Главный Камергер.
Привратники бросились натягивать толстые бархатные шнуры, чтобы выпроводить толпу. Если бо́льшая часть Двора могла наблюдать за началом церемонии Большого Отхода ко Сну в кулуаре, то в гробнице дозволялось присутствовать только самым знатным вельможам… В том числе оруженосцам.
Не успел швейцарский гвардеец торжественно распахнуть двустворчатую дверь в аванзал, за которым находился черный вестибюль, как присутствующие узрели на непроницаемо темной, монументальной стене усыпальницы среди барельефов неожиданное светлое пятно… большой конверт, на котором крупными буквами от руки было выведено: