Двор. Книга 1

Что представляет собой остальной стройматериал, Клава Ивановна не расшифровала, но на следующий день во двор завезли две подводы песка, площадку извести и четыре мешка цемента с черными нерусскими буквами, под которыми были огромные цифры, тоже на заграничном языке, хотя Зюнчик утверждал, что цифры во всем мире одинаковые. Насчет цифр Колька и Ося согласились, но не полностью, так как, кроме наших цифр, есть еще римские, но наши в тысячу раз лучше.

— Наши цифры, — сказал Зюнчик, — называются арабские, а в Италии пишут римскими. Столица Италии — Рим.

— Да, — подвердил Колька, — столица Италии — Рим.

— А столица Америки, — сказал Оська, — Нью-Йорк. Нью-Йорк — самый большой город в мире.

Зюнчик сплюнул на камни, точь-в-точь как его папа, и растер ногой: ничего, скоро Москва догонит. А когда везде победят рабочие и станет советская власть, Москва будет столицей всей Земли.

— Земля, когда это название, — сказал Колька, — надо писать с большой буквы.

— Название чего? — спросил Оська.

— Дурак, — засмеялись Зюнчик и Колька, — Земля название земли, а Одесса название Одессы. Понял?

— А почему Одесса всегда с большой, а земля не всегда?

Зюнчик и Колька опять засмеялись, сказали Оське, сразу видно грамотного, и объяснили: названия морей, рек, озер и городов надо писать с большой буквы, а Одесса — это же город. Или не город?

Оська подтвердил, что Одесса — город, а названия городов пишутся с прописной буквы, но тут же вспомнил про солнце, которое в миллион раз больше Земли и, кроме того, одно на небе, а пишется с маленькой буквы. Солнце не одно, сказал Колька, сколько на небе звезд, столько солнц. Каждая звезда — солнце. А вообще, никакого неба на свете нет.

— Да, — сказал Оська, — неба нет, небо — это просто воздух. А солнце социализма мы писали с маленькой буквы. А надо с большой: солнце социализма одно — только в СССР.

В этот раз Колька и Зюнчик согласились: если по правилу, надо писать, конечно, с большой.

Вечером, когда солнце спряталось за колокольней Успенской церкви, Аня Котляр выскочила на минуту с ведром, чтобы набрать песка. Зюнчик, Колька и Ося взялись за руки, стали поперек дороги и предупредили, что они лично отвечают за песок и все стройматериалы.

— Сопляки, — возмутилась Аня Котляр, — человеку надо ведерко песка, так я буду их спрашивать. Сопляки!

— Мадам Малая! — закричал Зюнчик. — Она ворует песок!

Оська помчался на второй этаж и стал барабанить в дверь Клавы Ивановны, как на пожар.

Клава Ивановна выбежала с фартуком через плечо, в калошах на босую ногу, проклятая подагра замучила так, что она была бы рада босиком ходить, и схватила Оську за плечи:

— Что такое? Что ты орешь, как недорезанный петух?

— Она ворует песок! Мы не даем, а она все равно ворует!

— Кто она? — затрясла кулаками мадам Малая и как была, с фартуком и в калошах, бегом спустилась вниз.

Аня Котляр стояла уже возле своего парадного, но войти не могла: впереди, заслоняя дверь, прыгал из стороны в сторону Зюнчик, а сзади, когда положение делалось угрожающим, хватался за ведро Колька.

— Байстрюки! — кричала не своим голосом Аня. — Махновцы!

— Подождите, — приказала мадам Малая. — Я хочу знать, что происходит.

Аня Котляр стала объяснять, что она выскочила на секунду с ведерком набрать немного песка, а эти три здоровых буца, которым уже давно пора жениться, набросились на нее, как будто она выдирает у них изо рта кусок хлеба.

— Хорошо, — сказала мадам Малая. — А они предупредили тебя, что песок нельзя трогать?

— Какой песок! — удивилась Котляр. — Здесь на один раз для грудного ребенка.

— Ты нам зубы не заговаривай, — сказала мадам Малая, — Отвечай прямо: тебя предупредили, что песок нельзя трогать?

— Это называется предупредили! — вдруг закипела Аня. — Три бандита нападают на женщину и начинают рвать от нее куски — хорошее предупреждение! У нас в Николаеве…

— Если тебе не нравится Одесса, — осадила мадам Малая, — возвращайся в свой Николаев.

— Не указывайте мне, где жить! — закричала Аня. — Я буду жить, где захочу.

— А я тебе повторяю: возвращайся в свой Николаев и можете там опять делать резиновые макинтоши.

— Какие резиновые макинтоши? — побледнела Аня.

— Для мужчин, — сказала Клава Ивановна, — ты хорошо знаешь. Не будем говорить при детях. Надо еще уточнить, где вы доставали каучук, чтобы делать эту гадость.

— Мой муж — красный партизан, у него нет полноги, — заплакала Аня. — Как вам не стыдно!

— Правильно, — подтвердила мадам Малая. — Твой муж был партизан. Но нам не нужны партизаны, которые за советскую власть кустарей, чтобы делать всякие гадости из резины и обеспечивать нэпманов вместе с ихними шлюхами. Дети, вам здесь не надо стоять. Отойдите.

Мальчики отошли на десять шагов и остановились: у Оськи развязались шнурки.

Аня вытирала рукавом слезы и повторяла про себя: какой срам, какой срам! Мадам Малая смотрела молча, потом вдруг спросила, сколько ей надо песка, велела принести нормальное ведро, насыпать до края, а если будет мало, прийти еще раз.