Двор. Книга 1

— Дорогие соседи, — сказал Иона Овсеич, — сегодня у нас обыкновенный день, но в наше время даже самый обыкновенный день — это необыкновенный день. Только что, пять минут назад, сюда зашел Иосиф Котляр, вы все его хорошо знаете, и сообщил, что он имеет свой личный подарок к выборам 12 декабря: «Какой же подарок, если это не секрет?» — спрашиваем мы у него. А он отвечает: ника кого секрета нет — он решил отказаться раз и навсегда, хотя, как инвалид гражданской войны имеет законное право, от кустарного промысла. Тогда встал другой вопрос: Иосиф Котляр живет на два дома, дети с бабушкой в Николаеве, сто двадцать километров от Одессы, так, может, не следует торопиться? Но этот вопрос никто не успел задать, потому что Котляр, бывший красный конник, не дал нам даже опомниться: он уже все обдумал, и решение его бесповоротное.

Иона Овсеич первый ударил в ладони, и соседи дружно поддержали его. Потом поступило предложение, чтобы произнес слово сам именинник.

— Дорогие жильцы, — сказал Котляр, — дорогие соседи! Во-первых, я никакой не именинник: я сделал, как мне подсказывает совесть, а немножко совести в наше советское время найдется даже у самого бессовестного человека.

На эти слова Иосифа взрослые ответили веселым смехом, а дети захлопали и долго не могли остановиться, хотя Иона Овсеич и Клава Ивановна лично приказывали им: хватит!

— Дорогие товарищи соседи, — продолжал Иосиф, — дело было серед ночи. Я не мог заснуть и долго переворачивался с одного бока на другой. Аля тоже проснулась и говорит: «Иосиф, я знаю, почему ты не можешь спать: у тебя неспокойная совесть». Ну кому приятно слышать такие слова? Я разозлился, ответил ей по-нашему, по-партизански, а она опять за свое и уже прямо режет мне в глаза: «Страна идет к выборам, у людей праздник, а ты живешь по-старому, аж пыль с тебя сыплется». Да, да, вам смешно, а мне было совсем не смешно, и вдруг я почувствовал, что Аня права, что нельзя всю жизнь сидеть одним местом и бояться, как бы она не простудилась!

Ефим Граник засмеялся и крикнул, что место — это «оно», а не «она», но Клава Ивановна, которая тоже смеялась, приказала ему помолчать со своими замечаниями.

— Ну, а теперь, — сказал Иосиф, — у меня на душе стало легко, как будто я только что родился.

— А почему среди нас нет твоей Ани? — поинтересовалась Клава Ивановна.

— Малая, — остановил ее Иона Овсеич, — скажу тебе по секрету: не каждая женщина любит, чтобы у нее на глазах чересчур хвалили ее мужа.

— А кто его хвалит? — удивилась Клава Ивановна. — Он должен был поступить так еще три года назад.

— Золотые слова! — крикнул Иосиф. — Я хочу обнять тебя, Малая.

— О, — сказала Клава Ивановна, — теперь всем понятно, почему среди нас нет его Ани.

Люди засмеялись, Иона Овсеич выждал, пока успокоятся, и сообщил самую последнюю новость: по Сталинскому избирательному округу дал свое согласие баллотироваться в Совет Национальностей знаменитый бригадир грузчиков Одесского порта товарищ Хенкин, Арон Абрамович!

Про Хенкина был разговор уже раньше, но Дегтярь узнал дополнительные подробности, и люди тоже хотели услышать эти подробности из жизни своего депутата. Хотя выборы еще не прошли, все называли Хенкина депутатом с самого первого дня, когда стало известно, что за него будут голосовать.

— Товарищи избиратели, — громко сказал Иона Овсеич, — разрешите доложить вам некоторые факты. Был солнечный весенний день 1933 года. В порту, на девятнадцатом причале, возле парохода «Жан Жорес», стоял высокий худой человек и говорил перед рабочими и грузчиками речь. Люди слушали и плакали, потому что этот высокий худой человек был Максим Горький. Сам Горький тоже плакал: он вспомнил свои молодые годы, когда по 16–18 часов в сутки бегал вниз и вверх с пудовыми тюками на спине, а ночь проводил в ночлежках, где зимой не выходила сырость, а летом задыхались от духоты и смрада. Среди рабочих и грузчиков выделялся один с особенно широкими плечами и железными мускулами. Он не плакал. Наоборот, он крепко сцепил зубы и дал себе слово, как бывший красноармеец, работать с полной отдачей и не делать себе никакой поблажки. А года полтора назад в Одессу пришел заграничный пароход, этот грузчик посмотрел на него внимательно и сказал своей бригаде: «Товарищи! Звено соревнуется со звеном за рекордную выработку. Смотрите же, не подкачайте! Нехай капитан и вся его команда поймут, что пароход разгружается в Советской стране». В этот день в порту был установлен первый рекорд. При норме 101 тонна, работая по-стахановски, бригада выгрузила 255 тонн, а еще через день дала небывалую цифру, которая не укладывается в человеческой голове, — 310 тонн. Что было с капитаном заграничного парохода, который все это видел собственными глазами, рассказывать не буду, но можете ему не завидовать.

— Кому завидовать! — крикнула Дина Варгафтик. — Пусть им всем повылазит!