Двор. Книга 2

Накануне выходного дня Иона Овсеич собрал у себя дома актив, официально поставил в известность, что Чеперухи пытаются захватить в свои руки форпост, и огласил письмо общественности, пока еще проект, на имя председателя исполнительного комитета Сталинского районного совета депутатов трудящихся города Одессы.

Дина Варгафтик выступила первая: никто не отрицает, Зиновий со своей семьей имеет право на отдельную жилплощадь, но надо понимать, что товарищ Дегтярь не может сию минуту сделать комнату из себя. А вообще, она согласилась бы сто раз быть сейчас на месте Чеперухи: пусть немножко тесно, пусть не хватает удобств, но после такой войны вся семья в полном сборе, а ее Гриша гниет в земле, и она даже не может прийти к нему на могилу.

— Зато, — Дина громко заплакала, — я имею отдельную комнату, полный простор, никто не мешает, никто…

— Подожди, Варгафтик, — перебила Клава Ивановна, — ты путаешь разные вещи. Иона Чеперуха и его Зиновий, который потерял на фронте ногу, не виноваты, что они остались живые, а твой Гриша погиб. Война не выбирает. Мой сын был на фронте один год, потом его забрали обратно в Москву, чтобы он проектировал самолеты. По-твоему, можно сделать вывод, что он виноват перед теми, кто продолжал воевать на фронте и погиб. А по-моему, партия и правительство лучше знают, что надо делать, и никто не имеет права сердиться на кого-то, потому что он остался живой, а твой муж погиб. Моего Бориса Давидовича в тридцатом году убили кулаки. Что же я должна была делать — разозлиться и ненавидеть людей, которые остались живые и живут по сей день? А насчет Чеперухи я решаю вопрос так: пусть ремонтируют помещение форпоста, мы со своей стороны должны помочь, а через год-два, когда получат квартиру, пусть выбираются. Средства, которые они потратят на ремонт, пойдут через форпост в общее пользование наших детей.

— Малая, — Иона Овсеич положил руки перед собой, пальцы сжались в кулаки, — я тебе уже объяснял: НЭП у нас был один раз и больше не повторится. Даже рубль, даже одна копейка из этого рубля, который принадлежит всему народу, никогда не вернется в карман частника, а твоя бухгалтерия никого здесь не обманет. И я предупреждаю всех: никто сегодня не уйдет отсюда домой, пока не примем конкретное решение, как немедленно, начиная буквально с завтра, приступить силами общественности и на свои средства к восстановлению форпоста.

— Дегтярь, — засмеялся Степа Хомицкий, — а если завтра отложим на послезавтра? А потом на послепослезавтра?

— Хомицкий, — сказал Иона Овсеич, — твоя ирония не к месту, ты сам вносил от имени инициативной группы предложение восстановить для наших детей форпост.

— Вносил, — подтвердил Степан, — но жизнь повернула по-своему: инвалид войны, офицер, остро нуждается и все расходы берет на себя, а потом все равно отдаст детям.

— Потом, — ответил Иона Овсеич, — суп с котом, как говорят наши дети.

— Товарищ Дегтярь, — обратилась председатель женсовета Котляр, — у Зиновия Чеперухи тоже есть дети.

Иона Овсеич усмехнулся: это уж прямо похоже на какой-то заговор — Малая, Хомицкий, Котляр! И тем не менее письмо от имени нашей общественности, которая требует вернуть форпост детям, пойдет по адресу, а кто не согласен, может дать свое опровержение. Однако перед этим уместно будет довести до сведения всех присутствующих, что мнение, изложенное в письме, полностью разделяет руководство Сталинского райсовета.

— Почему же ты сразу не сказал? — удивилась Клава Ивановна.

— Знаешь, Малая, — Иона Овсеич прищурил один глаз и заложил большой палец под пуговицу гимнастерки, — мне как-то не приходило в голову, что люди, с которыми съел не один пуд соли и десятилетия жил рядом, могут допустить такую путаницу среди бела дня.

Через неделю Зиновий получил на руки письменный ответ из райсовета: поскольку общественность хочет восстановить форпост своими силами для общего пользования всех детей, с широким охватом соседних домов, удовлетворить просьбу о предоставлении помещения бывшего пионерского форпоста под квартиру не считаем возможным.

Зиновий, когда прочитал письмо, забегал, как ненормальный, по комнате и начал выкрикивать по адресу Дегтяря всяческие угрозы, в том числе привлечение к уголовной ответственности за фальсификацию. Потом, несмотря на то, что мама, папа, жена, все вместе, удерживали, поднялся на третий этаж, где жил Дегтярь, и там повторил свои угрозы.

— Молокосос, — закричал в ответ Иона Овсеич, — хоть ты инвалид войны, но за клевету будешь нести ответственность по всей строгости закона!

Нет, топнул протезом Зиновий, сейчас он сам пройдет по квартирам, соберет подписи и отнесет в обком партии, а там разберутся, кто клеветник и фальсификатор!

Соседи, к кому ни заходил Зиновий, в один голос отвечали, что не возражают против временной передачи помещения форпоста под жилье, но поскольку никто официально и формально не запрашивал, дать свои подписи на бумаге отказались. Одна Тося Хомицкая без разговоров поставила свою подпись. Старый Чеперуха взял у сына листок, плюнул в него, скомкал и бросил в мусорное ведро.