Когда поднялись в ротонду, из которой открывался вид на город, порт, до самого горизонта на Черное море, в действительности нисколько не черное, а серебристое, синее, зеленое, местами изумрудное, Марина опять заплакала и в этот раз уже не старалась скрыть свои слезы.
— Боже, как прекрасен мир! — воскликнула Марина. — Только в мечтах можно иметь такое.
Иван Анемподистович засмеялся: не только в мечтах, а в собственной квартире, если знаешь, чего хочешь, и не боишься дурного глаза.
Всю радость, какая только что была у Марины на лице, в один миг как рукой сняло.
— Ну вот, — сказал Лапидис, — испортил вам праздник. Ничего конкретного не имел в виду, хотел чтоб было смешно, а получилась глупость.
— Нет, — покачала головой Марина, — не глупость, а вещее слово, которое всегда так, само, не спросясь, с языка соскакивает.
Клава Ивановна лежала в эти дни с простудой, накануне позволила себе слишком легко, по-летнему, одеться и была наказана. Ляля и Дина заходили каждый день, держали в курсе дела и вечером поставили в известность, что Бирючка построила у себя на крыше целый стеклянный дворец.
На следующий день, хотя еще неважно себя чувствовала, мадам Малая поднялась к Бирюкам, потребовала, чтоб показали всю новостройку в полной красе и, когда увидела, в первую секунду остолбенела, но тут же пришла в себя и закричала Марине прямо в лицо:
— Барыня! Построила у себя над головой дачу. Ты еще не знаешь, но обещаю тебе, ты узнаешь Малую, запомнишь на всю жизнь и внукам своим передашь!
Марина ответила Клаве Ивановне, что у внуков, если советская власть укажет, будут свои Малые, а на могилу мадам Малой обещала приносить цветы, чтоб не прерывалась живая связь поколений.
Клава Ивановна сказала, пока дойдет дело до цветов на ее могиле, Марина увидит у себя в стеклянной ротонде комиссию из обкома и прочитает вместе со всей Одессой фельетон в областной газете «Знамя коммунизма».
Андрей Петрович в эти дни не мог выкроить свободной минуты, чтоб поговорить лично с Малой и другими членами актива, поскольку ежедневно занят был делами, связанными с передачей государству предприятий промкооперации.
Могло создаться впечатление, что он уходит от острых вопросов, которые волнуют весь двор, всех жильцов и соседей. Учитывая уважение, с каким двор относился к Ивану Лапидису, Бирюк решил, что на этом этапе имеет смысл использовать его авторитет:
— Слушай, Иван Анемподистович, поговори с людьми, поскольку сам принимаешь непосредственное участия в строительстве пионерской обсерватории и других конструкций на крыше дома. Будем говорить откровенно: психологически реакцию двора можно было ожидать, и с этой точки зрения лучше было подготовить людей к намеченным объектам, а не подносить сюрпризы. Но коль скоро уже начали, здесь Марина Игнатьевна по-своему права, не было смысла прерывать строительные работы, чтобы устраивать колхозные дебаты и митинги.
Лапидис сказал, что готов поговорить с активом, каждый сможет высказать свое мнение, Малой, хочет не хочет, придется принять во внимание. Насчет ротонды, подчеркнул Лапидис, у людей не должно складываться впечатление, что будет находиться исключительно в распоряжении Марины Бирюк и членов ее семьи, нужно дать твердую уверенность, что при желании сами смогут прийти, посидеть, полюбоваться на крыши Одессы, на порт и море. В практике западного градостроительства обзорные площадки на крышах предусматриваются архитектурными проектами, которые учитывают свойственное нашему веку стремление раздвинуть границы пространства, доступные человеческому глазу.
— Не мне, Иван Анемподистович, — развел руками Бирюк, — тебя учить: надо, чтоб люди чувствовали, они у себя во дворе всегда имели право быть хозяевами, сегодня еще больше, чем вчера, а завтра больше, чем сегодня.
Клава Ивановна, когда узнала, что на встречу с активом Бирюк не придет, а посылает вместо себя Ивана Лапидиса, сразу дала этому недвусмысленную оценку: для разговоров с жильцами домовладелец отряжает управляющего.
— Ну, Ивановна, — засмеялся Лапидис, когда услышал оценку Малой, — ты мне карьеру делаешь: не сегодня-завтра министром назначишь! Дегтярь твой устроил меня с тачкой и ломом на Колыме, а ты меня — в высокое начальство, рядом с самим Бирюком.
— Да, — подтвердила Малая, — рядом с Бирюком. Но говорю тебе прямо, это не делает тебе чести: рядом, как денщик со своим офицером, как посыльный со своим начальником.
— Малая, — сказал Лапидис, — отдельно с тобой объясняться не буду. Собирай актив.
Малая назначила дату, поставила в известность членов актива. К началу заседания пришли многие жильцы, которых официально никто не приглашал, поскольку планировалось предварительное обсуждение, чтобы потом можно было вынести на общее собрание двора.