Двор. Книга 3

Из Москвы, где Никита Сергеевич Хрущев и другие члены советского руководства в эти дни посетили Большой театр, чтобы наши люди и весь мир могли видеть, какое мирное настроение в столице Советского Союза, американского президента и Конгресс уже в десятый раз заверяли по всем каналам, что никакого ядерного оружия на Кубу не посылали. При этом повторяли сентябрьское сообщение ТАСС, в котором прямо было сказано, что Советскому Союзу не требуется перемещения на Кубу или в другую страну средств для отражения агрессии и для ответного удара: советские ядерные силы являются настолько мощными по своей взрывной силе и располагают такими мощными ракетоносителями, что нет нужды искать место для их размещения где-то за пределами СССР.

Марина, хотя в последние дни старалась держать себя в руках, вдруг опять как с цепи сорвалась, всю вину валила на Хрущева, который у себя дома не может наладить хозяйства, так полез на Кубу, чтоб поставить у американцев под боком свои ракеты с ядерными зарядами: пусть знают наших, никого не боимся, на всех кладем с прибором!

Андрей Петрович не останавливал, дал выговориться до точки, Матвей Фабрикант, который был свидетелем всей сцены от начала до конца, сказал, все в норме, разговор в узком кругу на актуальную тему, Марина Игнатьевна продемонстрировала государственный подход, какой не зазорно позаимствовать государственным мужам в лице хозяина дома и его фронтового друга, в данный момент гостя дома.

— Слушай, гость дома, — вдруг накинулся Бирюк, — ты масла в огонь не подливай, я знаю, у самого те же мысли! А ты, любезная Марина Игнатьевна, не распускай свой язык, держи за зубами, а то как бы не вышло по русскому присловью: что имеем не храним, потерявши — плачем.

Утром Бирюку позвонили из промышленного обкома: в одиннадцать ноль-ноль быть у первого.

Марина всполошилась, бранила себя за вчерашнюю истерику, обещала, больше никогда не позволит себе, только треплет всем нервы, пожелала мужу ни пуха ни пера, проводила до дверей, сказала:

— Андрюша, все будет хорошо. У меня предчувствие. Предчувствия, ответил с порога Бирюк, как прогноз погоды: либо дождик, либо снег, либо будет, либо нет. Так и получилось. Первый был не в духе, начал с того, что по вине артельщиков в области сорван график по передаче промышленных предприятий промкооперации в государственные структуры.

— Помнится, — сказал первый, — вы считали, что нет резона устраивать гонку с национализацией кооперативной собственности. Так?

— Так, — ответил Андрей Петрович, — и теперь считаю. Но в график коррективы были внесены по инициативе облисполкома: сотни кооператоров, в большинстве инвалиды Великой Отечественной войны, оставались без работы, и требовалось время для их трудоустройства.

— И в каком состоянии дело сегодня? — спросил первый.

— Работаем, — ответил Бирюк, — с товарищами из облисполкома. Многие кооператоры переживают ломку структур, к которым привыкли за годы, за десятилетия, болезненно. Чтоб не травмировать людей сверх меры, просим дополнительное время. В шесть месяцев уложимся.

— Добро, — сказал первый. — Киеву дадим знать: шесть месяцев берем на себя. На Кубе, видишь, как обернулось дело. На дни, на часы счет идет. Я с американцами на Эльбе встречался. Раньше думал: америкашки! Не, не америкашки: крепкие ребята. Ты в Берлине, догадываюсь, на раз соприкасался с ними.

— Соприкасался, — подтвердил Бирюк. — Хоть навесил Черчилль железный занавес, у офицеров, у солдат — американцев, англичан, французов — сохранялась с войны союзническая нота, братство по оружию. Прежней теплоты, понятно, не было ни у нас, русских, ни у них, но память держалась с обеих сторон. Думаю, придет время, еще не раз вспомним.

— Никита Сергеевич, — сказал первый, — много сделал в этом направлении. С Гарстом по кукурузным делам дружбу завел. Гарст к нам в Одессу приезжал, был на кукурузных полях в селекционно-генетическом институте. Когда увидел на корню Од-10, поцеловал початок и сказал: «Можете не покупать у нас семена, имея таких селекционеров и такую кукурузу». Ну, а по кубинским делам надо теперь с Джоном Кеннеди разбираться.

У товарища Хрущева, уверенно, с солдатской нотой, вставил Бирюк, такой международный опыт, что наверняка найдет способ разобраться.

Никита Сергеевич, по-одесски подмигнул первый, всегда находил и теперь найдет. Острых решений не побоится. Главное, чтоб американцы чего-нибудь в горячке не напороли.

27 октября президент Кеннеди заявил о готовности снять блокаду Кубы, вдобавок обещал, что США не допустят вторжения, если Советский Союз уберет с острова все ракеты и все наступательное оружие.

Послание Кеннеди было опубликовано в советской печати, получалось, Москва сама признавала, что прежде, когда отрицала факт доставки на Кубу ракет и атомного оружия, преднамеренно дезинформировала своих граждан и весь мир.