К числу придворных служителей-специалистов относились камердинеры и официанты – мундшенки (виночерпии), кофешенки, кондитеры, тафельдекеры (накрывающие стол) и прочие. Обычно им присваивали чин XII класса.
Наряду с гоффурьерами наиболее близко в повседневной жизни с российскими императорами были связаны их личные камердинеры. Для мемуаристов это были достаточно безликие фигуры, и в документах упоминаются в лучшем случае только их имена. Однако при жизни монархов они были довольно хорошо известны ближайшему окружению, поскольку находились буквально рядом с царем и вольно или невольно являлись свидетелями самых интимных сторон жизни императорской семьи. Это были весьма осведомленные люди, при этом пользовавшиеся расположением и полным доверием правящей четы. Как правило, служба их носила пожизненный характер – в том смысле, что служили они или пока были живы сами, или пока был жив их господин. После смерти хозяина они, как правило, уходили на покой или доставались «по наследству» преемнику умершего монарха.
Российские императрицы, будучи немками по происхождению, привозили камердинеров со своей родины. Как правило, число «привозных» слуг было ограниченным, но поскольку они все оставались при дворцах, то со временем в дворцовом штате появилось много слуг с немецкими фамилиями. Например, в числе камердинеров императрицы Марии Александровны (жены Александра II) упоминается некто Грюнберг.
Камердинеры российских императоров подбирались по иному принципу. Как правило, ими становились слуги, ухаживавшие с детства за будущими царями. Это был традиционный тип «дядьки» при ребенке, подростке, юноше, а затем и царе. Между царем и камердинером устанавливался особый род «полусемейных» отношений, когда камердинер наедине мог ругнуть или поворчать на своего подопечного. Если такой старый слуга умирал, это становилось мимолетным, но тем не менее семейным горем.
Камердинеры появлялись в штате великих князей по достижении ими семи лет. Например, в 1853 г., когда формировался штат семилетнего великого князя Сергея Александровича (пятого сына Александра II), его камердинером стал старый унтер-офицер Тимофей Хренов, служивший при императорских детях с 1848 г. Одно из последних упоминаний о нем относится к 1877 г., когда «старик Хренов» сопровождал на Дунайский фронт 17-летнего великого князя Павла Александровича498. К этому времени дворцовый стаж военного дядьки составлял как минимум 30 лет.
Вторым камердинером великого князя стал некто Датский, о котором один из воспитателей писал, что он «был сначала хорош, умел служить, смотрел за имуществом, но потом он загордился, зазнался и был всегда несносен и к великим князьям и ко мне»499.
Когда наследник-цесаревич Николай Александрович в 1891 г. отправился в кругосветное плавание, Александр III в письмах регулярно сообщал сыну семейные новости. В апреле 1891 г. он упомянул в письме к сыну: «Умер мой бедный гардеробщик Брылов!»500 А ранее в одном из писем Александр III просил сына кланяться «от меня Радцигу и Шалберову»501, которые были камердинерами Николая II с его детских лет. Когда Радциг умер, Николай II записал в дневнике 3 октября 1913 г.: «Вчера в Петербурге скончался мой старый верный друг – Радцих, прослуживший у меня лично с 5 мая 1877 года!» Из текста следует, что Радциг был одним из дворцовых слуг со стажем, ведь он находился лично при царе на протяжении 36 лет. У Николая II были все основания назвать камердинера «старым верным другом», поскольку он ходил за Николаем II с девятилетнего возраста и умер, когда его воспитаннику было уже 45 лет.
С конца 1840-х гг. у старшего сына Александра II – великого князя Николая Александровича служил камердинером некто Костин. Он оставался на службе буквально до последнего дня жизни цесаревича – до апреля 1865 г. После смерти цесаревича Костин стал камердинером Александра II.
Граф С. Д. Шереметев в своих воспоминаниях несколько страниц посвятил камердинерам Александра III. Это достаточно редко встречается в мемуарной литературе, поскольку на фоне царя фигура камердинера, по мнению многих, была достойна в лучшем случае мимолетного упоминания. По словам мемуариста, он «остановился на камердинерах потому, что это вовсе не ничтожно. Характер человека познается всего лучше людьми, занимающими такие должности»502. Граф отметил, что застал в 1860-х гг. при Александре III старого камердинера его детства Кошева: «Толстый, неповоротливый старик, вечно не в духе, он отличался враждебностью ко всем адъютантам»503.