Двор шипов и роз (ЛП)

— Значит, ты не можешь менять форму? Это не какая-то общая особенность Высших Лордов?

— О, так могут все Высшие Лорды. У каждого из нас под кожей скрывается зверь и рычит, желая вырваться. Тогда как твой Тамлин выбирает мех, я предпочитаю крылья и когти — они гораздо интересней.

Вниз по спине скользнул холодок.

— Ты можешь обратиться сейчас? Или эту силу она тоже забрала?

— Столько вопросов от маленькой смертной.

Но парящая вокруг него тьма закружилась, изгибаясь, и уплотнилась, когда он поднялся на ноги. Я моргнула, и всё уже прекратилось.

Я подняла железную кочергу, немножко.

— Не полное изменение, как видишь, — Рисанд щёлкнул острыми как лезвия чёрными когтями, заменившими ему пальцы. Ниже колен его полностью охватила тьма — но сквозь неё вместо ног тоже сверкали когти. — Мне не особо нравится всецело уступать моей первородной стороне.

Действительно, это всё ещё был Рисанд, его сильное мужское тело, но за его спиной были массивные перепончатые чёрные крылья — как у летучей мыши, как у Аттора. Он аккуратно сложил их, но над его широкими плечами каждое крыло венчал острый коготь. Ужасающе, ошеломляюще — лицо тысяч кошмаров и грез. Глядя как при свечах сияют его крылья, как подсвечены вены и как сияние теряется в его когтях, во мне проснулась часть, снова ставшая бесполезной.

Рисанд размял шею, и всё исчезло в один миг — крылья, когти, осталось только тело мужчины — хорошо одетого и невозмутимого.

— Ни одной попытки лести?

Я сделала большую, огромную ошибку, отдав ему свою жизнь.

Но я ответила:

— У тебя и без того достаточно самомнения. Сомневаюсь, что лесть маленькой смертной имеет для тебя значение.

Он низко рассмеялся, и его смех скользнул вдоль моих костей, согрел кровь.

— Не могу определиться — считать мне тебя очаровательной или крайне глупой за такую дерзость с Высшим Лордом.

Кажется, только рядом с ним у меня не было неприятностей из-за длинного языка. И потому я рискнула спросить:

— Ты знаешь ответ на загадку?

Он скрестил руки.

— Жульничаешь, да?

— Она не уточняла, что я не могу просить о помощи.

— Да, но после того как ты обыграла её, она приказала нам не помогать тебе.

Я ждала. Но он покачал головой.

— Даже если бы я хотел тебе помочь, я бы не смог. Она отдаёт приказы — мы им подчиняемся, — он убрал пылинку со своей чёрной рубашки. — Хорошо, что я ей нравлюсь, не так ли?

Я открыла рот, чтобы уговорить его — умолять его. Если на кону мгновенное освобождение…

— Не трать воздух, — сказал он. — Я не могу сказать тебе — никто здесь не может. Если она прикажет нам не дышать, мы будем обязаны подчиниться, — он нахмурился, глядя на меня, и щёлкнул пальцами. Сажа, грязь и пепел исчезли с моей кожи, я стала такой чистой, будто только что вышла из ванной. — Вот. Подарок — за храбрость хотя бы спросить.

Я бросила на него внимательный взгляд, но он жестом указал на камин.

Там было чисто — а ведёрко полным чечевицы. Дверь сама собой распахнулась, явив охранников, заперших меня здесь. Рисанд лениво махнул им рукой.

— Она выполнила задание. Уведите её обратно.

Они схватили меня, но он оскалил зубы в улыбке, в которой не было ничего кроме дружелюбия — и они остановились.

— Больше никаких хозяйственных дел, никаких заданий, — его голос был чувственной лаской. Жёлтые глаза охранников остекленели и задурманились, их острые зубы заблестели, когда их челюсти расслабились. — Остальным тоже передайте. Держитесь подальше от её камеры и не прикасайтесь к ней. Ослушаетесь — будете резать себя собственными ножами. Уяснили?

Поражённые, оцепеневшие кивки, затем они моргнули и выпрямились. Я скрывала дрожь. Чары, контроль разума — что бы он только что ни сделал, это подействовало. Они кивками позвали меня — но не посмели дотронуться.

Рисанд улыбнулся мне.

— Всегда пожалуйста, — мурлыкнул он, когда я уходила.

Глава 39

С того момента каждое утро и вечер в моей темнице появлялась свежая, горячая пища. Я набрасывалась на неё с жадностью, но всё равно проклинала Рисанда. Сидя в камере мне не оставалось ничего, кроме как ломать голову над загадкой Амаранты — обычно всё заканчивалось дикой головной болью. Я повторяла её снова, и снова, и снова, но безрезультатно.

Шли дни, и я не видела ни Люсьена, ни Тамлина, как и Рисанд больше не приходил насмехаться надо мной. Я была одна — совершенно одна, запертая в тишине — правда, крики в подземельях не смолкали ни днём, ни ночью. Когда вопли становились совсем невыносимыми и я никак не могла от них абстрагироваться, я смотрела на вытатуированный на ладони глаз. Интересно, он сделал это, чтобы невзначай напомнить мне о Юриане? Как жестокая, мелочная пощечина, указывающая на то, что, возможно, я уже почти принадлежу ему так же, как древний воин теперь во власти Амаранты.

Каждый раз в такие моменты я говорила несколько слов, обращённых к татуировке — а затем проклинала себя за глупость. Или кляла Рисанда. Но я могу поклясться, что когда однажды ночью я задремала — глаз моргнул.