Двор шипов и роз (ЛП)

— Последний раз я видел одного из вас несколько десятилетий назад, — протянул Люсьен. — Но вы, люди, не меняетесь. Так что я не думаю, что так неправильно спрашивать, почему ты считаешь нашу компанию настолько неприятной, когда мужчины на твоей родине не очень. Не на что смотреть.

На другой стороне стола, Тамлин пристально и предупреждающе посмотрел на своего эмиссара. Люсьен проигнорировал его.

— Вы — Высшие Фэ, — глухо сказала я. — Я бы спросила вас, почему вы вообще пригласили меня сюда и ужинаете со мной.

Глупо — я действительно должна была быть убита уже как минимум десять раз.

— Правда, — сказал Люсьен. — Но просвети меня: ты человеческая женщина, и ты готова есть горящие угли, лишь бы не оставаться с нами дольше, чем нужно. Не обращая внимания на это, — он указал рукой на металлический глаз и отвратительный шрам на его лице. — Безусловно, мы не так уж плохи, чтобы полюбоваться нами.

Типичные тщеславие и надменность фэйри. По крайней мере, об этом легенды не соврали. Я спрятала знания прочь.

— Если только у тебя нет кого-нибудь дома. Разве что к вашей лачуге не тянется очередь женихов, в сравнении с которыми мы выглядим червями.

Он говорил так пренебрежительно, что я почувствовала удовлетворение, ответив:

— Я была близка с мужчиной в моей деревне.

До того, как этот Договор вырвал меня — до того , как стало ясно, что вы имеете право делать с нами, что захотите, а мы едва можем нанести вам ответный удар.

Тамлин и Люсьен обменялись взглядами, но спросил Тамлин:

— Ты влюблена в того человека?

— Нет, — сказала я так небрежно, как только могла.

Я не лгала, но даже если бы я чувствовала к Айзеку нечто подобное, мой ответ был бы тем же. И без того плохо, что Высшие Фэ знают о существовании моей семьи. Мне не нужно добавлять в этот список Айзека.

Фэйри снова обменялись взглядами.

— Ты… любишь кого-нибудь другого? — спросил Тамлин сквозь стиснутые зубы.

У меня вырвался смешок с оттенком истерики.

— Нет.

Я смотрела между ними. Ерунда. Эти смертоносные, бессмертные существа не смогли придумать ничего лучше этих вопросов?

— Это действительно то, что вы хотите узнать обо мне? Считаю ли я вас красивее человеческих мужчин и есть ли у меня мужчина дома? Зачем вообще спрашивать, когда я застряла здесь на остаток своей жизни?

Гнев заполнял все чувства.

— Мы хотим узнать больше о тебе, раз уж ты пробудешь здесь какое-то время, — сказал Тамлин. Его губы превратились в тонкую линию. — Но гордость Люсьена перебивает его манеры, — он вздохнул, как если бы он был готов покончить со мной. — Иди отдыхать. Большинство дней мы оба заняты, так что если тебе что-либо понадобится, попроси прислугу. Они помогут тебе.

— Почему? — спросила я. — С чего такая щедрость.

Во взгляде Люсьена читался тот же вопрос, учитывая, что я убила их приятеля. Тамлин посмотрел на меня долгим взглядом.

— Я и без того слишком часто убиваю, — наконец, сказал Тамлин, пожав широкими плечами. — А ты достаточно незначительна, чтобы раздражать кого-либо в усадьбе. По крайней мере, до тех пор, пока ты не решишь нас убивать.

Слабое тепло разлилось по шее и щекам. Незначительная — да, я незначительная в сравнении с их жизнью и властью. Такая же незначительная, как и выцветшие, облущенные узоры в нашем доме.

— Ну… — сказала я, не испытывая ни капли благодарности. — Спасибо.

Он слегка кивнул и жестом показал, что я могу идти. Отмахнулся. Как от жалкого человека, которым я и являюсь. Люсьен подпёр кулаком подбородок и одарил меня ленивой полуулыбкой.

Достаточно. Я поднялась на ноги и попятилась к двери. Повернуться к ним спиной, всё равно, что уходить от волка, решающего — пощадить твою жизнь или нет. Они ничего не сказали, когда я скрылась за дверью.

Секундой позже, по коридорам эхом разнёсся грубый смех Люсьена, за ним раздалось резкое злобное рычание, заткнувшее его.

Той ночью я спала беспокойно, а замок на двери комнаты казался насмешкой и ни чем больше.

***

Я проснулась до рассвета, но осталась в кровати и смотрела на филигранный потолок, наблюдала за растущей полоской света, пробивающейся сквозь шторы, наслаждалась мягкостью матраса. Обычно я выходила из дому с рассветом, каждое утро сёстры шипели на меня, что я так рано бужу их. Если бы я была дома, я бы уже шла в лес, не теряя ни минуты драгоценного солнечного света и слушая сонное щебетание немногочисленных зимних птиц. Вместо этого, эта спальня, тишина в доме и огромная, чужая и пустая кровать. Небольшая часть меня скучала за теплом тел сестёр рядом со мной.