Двор шипов и роз

Молниеносным движением он схватил осколок кости, торчащий из моей руки, и провернул. Истязая больное горло, из меня вырвался крик. Мир мельтешил чёрным, белым и красным. Я вырывалась и корчилась, но он продолжал удерживать меня, провернув кость в последний раз, прежде чем отпустить мою руку.

Задыхаясь, едва не рыдая от боли, отразившейся по всему телу, я увидела, как он снова мне ухмыляется. Я плюнула ему в лицо.

Он только рассмеялся, поднявшись и вытерев щеку тёмным рукавом кителя.

— Предлагаю своё содействие в последний раз, — сказал он, остановившись у двери камеры. — Как только я выйду из этой камеры, предложение потеряет силу, — я снова плюнула, а он покачал головой. — Держу пари, когда за тобой явится Смерть, ей в лицо ты тоже будешь плеваться.

От него начала исходить тьма, его черты растворялись в бесконечной ночи.

Он может блефовать, пытаясь обманом вынудить меня заключить с ним сделку. Или он может быть прав — возможно, я умираю. От этого зависит моя жизнь. Нет, от моего выбора зависит гораздо больше, чем только моя жизнь. И если Люсьен действительно не в состоянии прийти… или если он придёт слишком поздно…

Я умираю. Я уже знаю об этом. А в прошлом Люсьен уже ошибался насчет моих способностей — он никогда не понимал пределов моих возможностей как человека. Он отправил меня охотиться на Суриэля с несколькими ножами и луком. Он даже признался в сомнениях в тот день, когда я кричала о помощи. И он может даже не подозревать, в каком плачевном я состоянии. Он может не понимать всей опасности подобного заражения крови. Он может опоздать на день, на час или даже на минуту.

Белая, словно поверхность луны, кожа Рисанда темнела и обращалась в тени.

— Подожди.

Тьма вокруг него замерла. Ради Тамлина… ради Тамлина, я готова продать свою душу; я готова пожертвовать всем ради его спасения.

— Подожди, — повторила я.

Темнота исчезла, Рисанд остался материальным и усмехнулся.

— Да?

Я подняла голову так высоко, как только смогла.

— Только две недели?

— Только две недели, — мурлыкнул он, опустившись на колени передо мной. — Две крохотные, ничтожные две недели со мной каждый месяц, когда я попрошу.

— Зачем? И какие… какие условия? — спросила я, борясь с головокружением.

— Ах, — он поправил лацкан обсидианового кителя. — Если я обо всём тебе расскажу, в чём же тогда будет веселье, а?

Я бросила взгляд на свою раненую руку. Люсьен может вообще больше не появиться, он может решить, что я не стою дальнейшего риска его жизнью, не теперь, когда его наказали за это. И если целители Амаранты отрежут мне руку…

Нэста сделала бы то же самое для меня, для Элейн. И Тамлин так много всего сделал для меня, для моей семьи; пусть даже он и солгал о Договоре, о моей защите от его условий, но в тот день он спас меня от нагов, и спас снова, отослав меня из поместья.

Я не могла осмыслить полностью величину того, чем собираюсь пожертвовать — или того, от чего снова могу отказаться. Я встретилась взглядом с Рисандом.

— Пять дней.

— Будешь торговаться? — негромко рассмеялся Рисанд. — Десять дней.

Собрав всю свою силу, я выдержала его взгляд.

— Неделя.

Несколько долгих мгновений Рисанд не отвечал, его взгляд путешествовал по моему телу и лицу, прежде чем он прошептал:

— Неделя.

— Тогда по рукам, — сказала я. Я почувствовала металлический привкус на языке, когда магия всколыхнулась между нами.

Его улыбка приобрела шальной оттенок, и не успела я ничего понять, как он ухватил меня за руку. Ослепительная, острая боль и мой крик эхом застывший в ушах, когда мои кости и тело разбились вдребезги, хлынула кровь, а затем…

Когда я открыла глаза, Рисанд всё ещё ухмылялся. Я понятия не имела, как долго пробыла без сознания, но лихорадка спала, и в голове было ясно — я села и никакого головокружения. Более того, грязь тоже исчезла; я чувствовала себя так, словно только что искупалась.

Но после я подняла левую руку.

— Что ты со мной сделал?

Рисанд поднялся, проведя рукой по своим коротким, тёмным волосам.

— Это обычай моего Двора для сделок — наносить постоянное напоминание на тело.

Я потерла левое предплечье и руку, которую теперь целиком покрывали переплетения завитков и вихрей чёрных чернил. Досталось даже пальцам, а в центре ладони красовалась татуировка большого глаза. Кошачьего, с вертикальным зрачком, глядящим прямо на меня.

— Убери это, — сказала я, а он засмеялся.

— Вы, люди, поистине благодарные существа, да?

На расстоянии татуировка выглядела как кружевная перчатка до локтя, но когда я подносила руку ближе к лицу, я могла рассмотреть замысловатые изображения цветов и изгибов, сплетавшихся вместе, чтобы составить большую картину. Постоянную. Вечную.

— Ты не сказал мне, что будет так.

— Ты не спрашивала. Так в чём моя вина? — он подошёл к двери, но задержался, хотя тьма чистой ночи уже окутала его плечи. — Разве что причина отсутствия благодарности и признательности кроется в твоём страхе реакции одного Высшего Лорда.