Двор шипов и роз

Шли дни. Тень внутри меня не исчезала и даже мысль о рисовании была отвратительна. Вместо этого большую часть своего времени я проводила с Элейн в её маленьком саду. Я была довольна, слушая её разговоры о каждом бутоне и цветении, о её планах создать ещё один сад за оранжереей, возможно, даже огород, если она сможет достаточно узнать о ведении огорода за ближайшие несколько месяцев.

Здесь она ожила и её радость была заразительной. Не было ни одного слуги или садовника, кто бы не улыбался ей, и даже шеф-повар находил различные предлоги, чтобы в течение дня приносить ей тарелки с печеньем и пирожными. На самом деле, я поражалась этому — годы бедности не отняли света Элейн. Возможно, немного его запрятали, но она щедрая, любящая и добрая — удивительная девушка, которой я горжусь и называю сестрой.

Отец закончил с подсчетами моего золота и драгоценностей; я оказалось необыкновенно богатой. Небольшой процент от этой суммы я вложила в его бизнес, а когда посмотрела на оставшуюся чудовищно огромную сумму, я попросила насыпать мне несколько мешочков денег и отправилась в путь.

Усадьба находилась всего в трёх милях от нашего старого захудалого дома, дорога была хорошо знакома. Я не обратила внимания на испачкавшийся в грязи с влажной дороги подол. Я наслаждалась шумом ветра в деревьях и тихим дыханием высокой травы. Если воспоминания унесут меня достаточно далеко, то я смогу представить себе прогулки с Тамлином в его лесах.

У меня не было никаких оснований полагать, что вскоре я его снова увижу, но каждую ночь, отправляясь в кровать, я молилась о том, чтобы проснуться и оказаться в его поместье, или о том, чтобы получить послание от него, где он позовёт меня обратно. Ещё хуже, чем разочарование из-за того, что ничего из желаемого не происходило, был крадущийся, ноющий страх, что Тамлин в опасности — что Амаранта, кем бы она ни была, каким-то образом причиняет ему боль.

«Я люблю тебя». Я почти слышала эти слова — почти слышала, как он их произносит, практически могла видеть сверкающий солнечный свет в его волосах и завораживающую зелень его глаз. Я почти ощущала его тело, прижатое к моему, его пальцы, скользящие по моей коже.

Я дошла до поворота дороги, который могла бы найти даже в кромешной темноте, и там было оно.

Столь маленький — дом был таким крошечным. Старый цветочный сад Элейн превратился в дикое переплетение сорняков и цветов, а на каменном пороге всё ещё были выгравированы защитные знаки. Входная дверь — повреждённая и сломанная, когда я видела её в последний раз — была заменена, но по одному из круглых оконных стекол пошли трещины. Здесь было темно, а земля нетронута.

По высокой траве я провела невидимый путь, по которому следовала каждое утро — от входных дверей, через дорогу, а затем через холмистое поле, весь путь до линии деревьев. До леса — моего леса.

Когда-то он казался столь пугающим — таким смертельным, голодным и жестоким. А сейчас он выглядел лишь… простым. Обыкновенным.

Я снова посмотрела на унылый, тёмный дом — место, бывшее тюрьмой. Элейн говорила, что скучает по нему, и я задумалась — что она видит, когда смотрит на этот дом. Может быть, она видела не тюрьму, а убежище — убежище от мира, в котором так мало хорошего, но она всё равно пыталась его найти, даже если для меня это казалось глупым и бесполезным.

Она смотрела на этот дом с надеждой; я смотрела на него исключительно с ненавистью. И я знала, кто из нас сильнее.

Глава 30

У меня осталось одно незавершенное дело, прежде чем вернуться в усадьбу отца. Деревенские жители, которые раньше глумились надо мной или игнорировали, теперь пялились на меня едва рты не разинув, некоторые из них снова и снова вырастали на моём пути с вопросами о тётушке и моём состоянии. Твёрдо, но вежливо, я отказывалась вступать с ними в диалог и давать им новую пищу для сплетен. Но путь к бедной части деревни у меня всё равно занял довольно много времени и, когда я постучала в первую полуразрушенную дверь, к тому времени я была полностью опустошена.

Я вручила беднякам нашей деревни маленькие мешочки золота и серебра и они не задавали вопросов, получая их. Одни пытались отказаться, другие меня не узнавали, но, в любом случае, я оставляла деньги. Это меньшее, что я могла сделать.

На обратной дороге к отцовской усадьбе, я прошла мимо Томаса Мандри и его приспешников, скрывающихся за деревенским фонтаном, они говорили о каком-то доме, на прошлой неделе сгоревшем дотла вместе с живущей в нём семьёй внутри, и о том, что грабить там нечего. Он окинул меня слишком долгим взглядом, пройдясь по фигуре и с усмешкой, которой он сотни раз одаривал деревенских девушек. Почему Нэста передумала? Я всего лишь пристально на него посмотрела и пошла дальше.

Я почти вышла из городка, когда над каменными стенами вспорхнул женский смех, а, повернув за угол, я лицом к лицу столкнулась с Айзеком Хейлом — и красивой, полненькой молодой женщиной, которая могла быть только его новой женой. Они шли под руку, оба улыбаясь — и оба словно светились изнутри.