Дворец из песка

Когда я вошла в комнату, Шкипер сидел на постели и дрессировал пальцем Филиппа, который, угрожающе подняв передние лапы, старался обороняться.

– Зачем Филю снял? – рассердилась я. – Он тебя не трогал, бабочку ловил… Отнеси назад, он уже там привык.

– Развели в доме пакость всякую… – Шкипер выбросил Филиппа в приоткрытое окно. – Сам доберется. Ты чего еще не спишь?

– С вами заснешь… Зачем тебе это понадобилось?

– А тебе?

Я непонимающе посмотрела на него. Шкипер ответил прямым, холодным взглядом и, когда я уже начала догадываться, в чем дело, в упор, жестко спросил:

– Какого черта ты с ним на кухне возилась? Много чести – сопли ему вытирать. Это же сволочь…

– Все вы сволочи хорошие! – не удержалась я. – А ты – так вообще!.. Боцман сам все сделал, так зачем тебе еще надо было?! При всех! И Лу там же была! И я!

– Лу не было, я посмотрел, – мрачно сказал Шкипер. – Она к Соньке наверх реветь побежала… Может, мне его на руках надо было вынести?

– Ну тебя в одно место… – вздохнула я. – Нельзя так с людьми. Ты так даже с Яшкой не стал бы…

– С людьми – нельзя, – согласился Шкипер. – И Яшка такого бы в жисть не устроил, хоть бы и нажрался до чертиков. А это дерьмо…

– Зачем тогда держишь при себе дерьмо?! – вскипела я.

– Мозги у него золотые, – медленно сказал Шкипер. – Я в его годы таким не был. И бабок таких не делал. Между прочим, я его особо и не держу, он свои дела ворочает, уже сейчас из Баии не вытащишь. Вот увидишь, через пару лет Жиган в Бразилии по-настоящему обоснуется. Избавлюсь от этой морды наконец.

– Как бы он от тебя раньше не избавился.

Я сама испугалась того, что у меня вырвалось, но Шкипер только кивнул, не глядя на меня, и взял сигареты. Прикуривая, невнятно сказал:

– Уж постараюсь.

Я села рядом с ним на постель, начала раздеваться. Шкипер принял участие в процессе и, прежде чем я успела отстраниться, ловко вытащил из моей прически шпильки. Узел размотался, и волосы упали мне на спину.

– Шкипер, совесть есть?! – разозлилась я. – Не буду я с распущенными космами спать, отвяжись, они мешаются! Отдай шпильки, босяк!

Но шпильки уже отправились дорогой паука Филиппа, а Шкипер заржал и опрокинул меня на постель.

Полчаса спустя, затягиваясь последней сигаретой и лениво ероша ладонью мои перепутавшиеся волосы, он лениво спросил:

– Полетим в Париж? У меня почти неделя есть.

– Опять двадцать пять… – Передо мной угрожающе замаячил призрак Кристиана Диора в «Галери Лафайет». – Можно, я останусь, а? Шкипер? Дел полно в ресторане…

– Какие дела, сезон кончился… – он негромко рассмеялся, из темноты блеснули белки его глаз. – Успокойся, детка, я тебя по магазинам таскать не буду. Захочешь – сама пойдешь и что хочешь купишь.

– За базар отвечаешь? – важно спросила я.

– Потому и жив еще, – в тон ответил он. – Ну – летим?

– За-автра? – Я, зевнув, уткнулась в подушку. Шкипер потушил сигарету и взглянул на свои светящиеся командирские часы.

– Уже сегодня. Я там домик удачно прикупил, поглядишь.

«Домиком», который Шкипер «удачно прикупил», оказался отель «Мадлен» на одноименном бульваре – массивное старое здание «утюгом», построенное еще при Тулуз-Лотреке. Стоя на тротуаре возле такси и запрокинув голову, я обалдело обозревала четыре этажа, покрытые лепниной, сверкающие окна и швейцара в дверях, похожего на генералиссимуса. После этого вида уже было трудно чему-то удивляться, и поэтому, глядя на Шкипера, по-французски что-то выясняющего у охранника, я уже не хотела спрашивать, когда он успел и это. Впрочем, его способностью к языкам восхищался еще мой Степаныч, когда был жив. Я только спросила:

– Ты случайно в президенты еще не баллотировался?

– Кесарю – кесарево, слесарю – слесарево, – отшутился он, увлекая меня сквозь стеклянные двери внутрь. – Если только где-нибудь в Колумбии переворотик замесить. Но там Жиган вперед окажется… Кстати, я президентские апартаменты специально брать не стал, чтоб тебя не пугать. Правильно?

– Молодец.

Номер, куда он меня привел, был если и не президентский, то, по крайней мере, министерский. Видимо, усмотрев что-то в выражении моего лица, Шкипер быстро сказал, что у него дела, кинул мне ключи, пообещал вернуться через два часа и смылся, не дожидаясь, пока я начну орать. Я со злости пнула ногой чемодан, плюхнулась на высоченную кровать под снежно-белым покрывалом и заревела, стараясь не запачкать тушью с ресниц гладкой дорогущей ткани. Вот правильно этот поганец говорил – слесарю слесарево… Ревела я не столько из-за непривычной обстановки, в которой чувствовала себя как микроб в операционной, сколько оттого, что в чемодане были турецкие джинсы, купленные на распродаже топики и одно сине-зеленое, переливающееся стразами платье, которое Сонька всучила мне уже в аэропорту насильно.

«Поведет в ресторан – в чем пойдешь? В джинсах?! Бери, не то обижусь навеки!»