"...Я чувствовал себя опустошённым, и одновременно странное спокойствие вдруг овладело мной. Я пытался думать о печальной участи моего друга и той участи, которая уготована мне самому, но мысли эти не вызывали у меня больше никаких чувств - так буря, исчерпав свою силу, сменяется вдруг полным штилем, и море становится ровным и тихим,- и это не было безразличием или затмением, нет это было совсем иное, новое ощущение, я словно бы видел себя со стороны, не чувствуя себя больше пленником своих мыслей и своей судьбы. Я вернулся в зал, где пир, подобный пиру Трималхиона, а впрочем, такой же, как и всегда, продолжался, но голоса не звучали в моих ушах раздельно и лишь обозначали праздник, как бой часов обозначает время, но было ли за этим что-то, или часы стояли, я не смог бы ответить себе, да и не спрашивал себя об этом. Где-то играли скрипки, и женщины пели. Королева была на своём месте на возвышении. - - Не сводя с неё глаз, я опустился на ложе. - - Она повернула голову, наши взгляды встретились, и мне показалось, что она едва заметно улыбнулась и кивнула мне, а потом она поднялась и ушла из зала. Через некоторое время ко мне приблизился человек и, опустившись рядом со мной, склонился к моему уху и прошептал: "Я буду ждать вас у дверей зала. Вы должны уйти незаметно". Сказав это, он поднялся на ноги и ушёл. Подождав минуту или две, я встал и последовал за ним..."
"...Первое, что я увидел, был свет, такой сильный, что я зажмурился и, защищаясь от него, закрыл руками лицо, когда же я отнял их, на моих глазах были слёзы - я понял, что это. Я бросился к окнам, но не добежав, замер на месте и долго смотрел, а сердце моё хотело вырваться из груди. Это был закат. Я плакал. Я рывком распахнул окно, и прохладный ветер объял меня, и я открыл ему губы и пил его, душа моя исполнилась ликования, я был близок к экстазу. И вдруг я услышал как будто чей-то шёпот, тихий, он словно бы доносился издалека. Я прислушался. Шёпот послышался снова, и я быстро обернулся, однако же никого не увидел. Я подумал, что должно быть, мне это почудилось, но едва я отвернулся к окну, как в третий раз услышал шёпот и вдруг ясно понял, что он обращён ко мне и, повинуясь ему, повернулся лицом к залу. И тогда я увидел Королеву. Я сделал к ней шаг или два и остановился. Она приблизилась. Мы стояли и смотрели в глаза друг другу,- оказалось, что она почти на голову ниже меня,- но вот она потянулась ко мне, я подался ей навстречу и принял её в свои объятья, и мы слились воедино в страстном поцелуе..."
"...Спальня представляла собой небольшую комнату с двумя высокими окнами, посреди которой, занимая большую её часть, возвышалась внушительных размеров кровать, к которой от самых дверей вели несколько довольно крутых ступеней. Стены комнаты были покрыты росписями, изображавшими любовные сцены, несколько неярких светильников, располагавшихся на них, почти не давали света, так что спальня была погружена в полумрак, и только со стороны изголовья на расстоянии вытянутой руки от кровати в стенах были сделаны неглубокие ниши, в которых стояли зажжённые свечи, над самим же изголовьем висело большое овальное зеркало в массивной, украшенной искусной резьбой и покрытой позолотой раме. Потолок спальни не был виден за балдахином из полупрозрачного газа. В последующие ночи и дни мы редко бывали в этой спальне, по-видимому, Юлии она не особенно нравилась и в тот вечер была выбрана лишь потому, что находилась ближе других..."
"...Она уснула, а я лежал и смотрел на неё, преисполненный нежности и любви. Она повернулась ко мне во сне и обняла меня, и осторожно, чтобы не разбудить её, я прикоснулся к её лицу губами и закрыл глаза, но сон ещё долго не шёл ко мне, и когда я наконец уснул, окна уже наполнились бледным светом утренних сумерек..."