Дворец Посейдона

— Я в своем учреждении беспорядка не потерплю, — сказал директор. Он говорил быстро, как бы стараясь сразу высказать все. — Наша больница — образец для всего района!

— Да, но…

— Мне очень жаль, но я обязан сказать, что ваше поведение далее нетерпимо.

— Какое поведение?

— Вы прекрасно знаете, какое!

— Я не знаю.

— Мне больше нечего добавить!

— Да, но…

Директор стоял у окна, он избегал взгляда Мари и стучал пальцем по стеклу. Затем он повернулся, рассерженный, что Мари не догадывается о том, как трудно ему говорить с ней об этом, сурово произнес:

— Да, да!.. — Этим он словно поставил точку.

Мари не двигалась с места и только беспомощно улыбалась. Она не верила, что все происходящее было явью, и словно ждала, что директор улыбнется ей и скажет, что он пошутил.

— А кроме того, — сказал директор, — кроме того…

Он не закончил фразы, вынул папиросу и закурил.

Потом сел за стол, бросил папиросу в пепельницу и выдвинул ящик стола. Пошарив рукой среди бумаг, он выбрал из них одну и сказал:

— Я получил письмо… — И подал листок Мари.

Мари не сделала ни шагу, чтобы взять письмо.

— Это от жены Мито, вот прочтите.

— Не хочу! — Мари резко вскинула руку, словно защищаясь. — Не хочу!

— Читайте, читайте!

Мари, побледнев, смотрела на директора. Он опустил руку с письмом, снова взял в рот потухшую папиросу я зажег спичку. Мари теперь видела только зажженную спичку и ничего больше. Пламя постепенно разгоралось и увеличивалось…

— Скажите, что мне делать? — сказал директор. — У Мито жена и дети, что же будет с ними? Допустим, что вы любите его, но ведь и они же его любят? Мы не можем быть ни на чьей стороне. Тут главное — закон! Как мне поступить? Как вы мне подскажете, так я и поступлю.

Мари молча повернулась и вышла из кабинета.

В эту ночь Мито пришел к Мари, но она ему не отворила. Он долго стучал, звал, шептал ей что-то, но она его не впустила.

Прислонившись к дверям, Мари плакала.

Не открыла она ему и на другую ночь. Тогда Мито подстерег ее на улице, но она не остановилась, не стала говорить с ним и убежала.

Так прошла неделя, за ней вторая…

В один из воскресных дней случилось то, чего никто не ожидал. В этот день шел дождь. На базаре между рядами стояли большие лужи. В конце базара торговали вином. Там-то и расположился Мито с дружками-шоферами. Укрывшись под навесом от дождя, они сидели на прилавке, пили из банок вино. На мокром обрывке газеты лежали соленые помидоры и хлеб. В это время показалась Мари. Осторожно обойдя лужу, она остановилась там, где продавали зелень. В одной руке она держала полную сумку, в другой зонтик. Войдя под навес, она сложила зонтик и начала выбирать зелень. Мито был уже пьян. Спрыгнув с прилавка, он зашатался и ухватился за столб. Немного постояв и поглядев на Мари мутным взглядом, он обернулся к товарищам и сказал, что скоро вернется.

Мари покупала зелень, зонтик и сумку она положила возле вороха зелени.

— Разве такую зелень надо выбирать? — обиженно проговорил продавец. — Вы же видите — вся зелень свежая, стебелек к стебельку!

— Вижу, — отозвалась Мари, — потому и покупаю.

— Я Для того говорю, дочка, чтоб ты под дождем не мокла.

Мари взглянула на продавца. Это был высокий крестьянин с белой бородой. В руках он держал трубку с длинным мундштуком. Одет он был в старую шинель, на лацкане чернела траурная ленточка с фотографией молодой женщины, Мари открыла сумку и обратилась к продавцу:

— Ну тогда вы сами дайте мне пучок лука.

Старик улыбнулся:

— Выбирай сама, дочка, я тебе не мешаю!

Он положил лук ей в сумку. Мари протянула старику деньги, раскрыла зонтик и ушла.

Мито догнал Мари, схватил ее за локоть и повернул к себе:

— Здравствуй, Мари! — беззаботным тоном обратился он к ней.

— Здравствуй! — холодно ответила Мари.

— Куда это ты пропала, разве так можно? — Мито улыбался и старался ухватить папиросу из открытой коробки. Папиросы сыпались в лужу. Так он и рассыпал всю коробку, не взяв ни одной штуки. Затем он швырнул коробку в сторону. — Показал бы я тому, кто их укладывал, эти чертовы папиросы! — выругался он.

Мари было ужасно стыдно. Ей казалось, что на них смотрит весь базар. Она не могла сдвинуться с места. Она видела, как Мито шарил в коробке, и делала вид, что ей очень интересно, вытащит он папиросу или нет, но после того, когда он вышвырнул коробку, Мари сказала ему:

— Я должна идти.

— Идти? Куда?

— Я спешу.

— Спешишь, ах, ты спешишь?

— Да, спешу.

— Значит, спешишь?

— Я ухожу, до свидания.

— Подожди! — Мито подошел к ней совсем близко, заглянул в глаза и сказал: — Значит, ты ничего не помнишь, значит, ты спешишь? — Затем, выхватил из сумки Мари луковицу, он взмахнул ею в воздухе. — Значит, бежишь? Убегаешь?

Зеленый свежий стебель блестел, как лезвие ножа.

Мари попятилась назад. Мито наступал на нее, цедя сквозь зубы:

— Ты все забыла? Все?

Мари показалось, что не только люди, но и все окружающее, навострив уши, приготовилось слушать их.

— Нет, — закричала Мари. — не говори этого!

Она едва удержалась, чтобы не прикрыть ему рот рукой.

— Не говорить? Значит, не говорить?!