Дворец Посейдона

Тут поднялся невообразимый гвалт, хохот, свист, потому что все знали историю Беко.

Беко вырвался из рук лектора и убежал…

8

Зина присела к столику музыкантов:

— Ох, устала…

Она улыбнулась и поправила спадавшие на лоб волосы. Беко подал ей стакан:

— Выпейте, это боржоми.

— Спасибо, — она отпила, отставила стакан и поглядела на Беко.

— Спасибо, — повторила она.

Она не сводила с Беко глаз, словно пыталась вспомнить, откуда его знает.

Беко поднял голову, и некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Зина обратилась к сыну:

— Датуна, тебе не пора спать?

— Нет, — ответил мальчик, он уперся ладошками в колени Беко и попросил: — Расскажи еще что-нибудь.

— Он к вам привязан, — сказала Зина, — весь вечер от вас не отходит.

— Хороший малый, — Беко погладил Датуну по волосам.

Зина смотрела теперь в сторону большого стола, рука ее лежала на скатерти, и указательный палец отстукивал нервную дробь. У нее была узкая худая кисть. Вздутые вены голубели сквозь кожу, на руке были три кольца — одно с бриллиантом, два попроще.

Против всяких ожиданий близость Зины не радовала Беко, а, напротив, злила, раздражала.

— Вам, наверно, скучно, — спросила Зина, не глядя.

— Мы работаем, — отрезал Беко, — нас позвали развлекать гостей, за это нам платят.

Зина взглянула на Беко: его тон смутил ее.

— Извините, — проговорила она тихо. И почему-то представила себе того скрипача с карманами, набитыми яблоками, мерзнувшего у могилы тети Ито.

Глаза у Зины были бесцветные. Возможно, от усталости. В уголках рта залегли глубокие морщины, придававшие ее длинному худому лицу унылое выражение.

— Как вас зовут? — спросила она.

Беко почувствовал, как внутри у него что-то оборвалось, оставив вместо себя сосущую пустоту. Такое с ним случалось только в лифте, который был смонтирован в новом санатории. «Притворяется», — подумал Беко и только собрался ответить, как она снова отвернулась, словно позабыв, о чем спрашивала.

— А вас, вас как зовут? — у Беко срывался голос.

— Что вы сказали?

— Как вас зовут, я спрашиваю! — он почти кричал.

— Зина, — улыбнулась она.

— А меня — Беко.

— Знаю.

«Зачем же тогда спрашивать? Из вежливости? Большое спасибо! Мне ваша вежливость не нужна и ваше милосердие тоже. Оставьте их для себя. С меня хватит! Благодарю, благодарю, что заговорили со мной, спросили, как меня зовут. Знали, а все равно спросили. Это уж чересчур. Это царская милость. Спасибо, что сели к нашему столику, спасибо, что руку положили на нашу скатерть, руку в бриллиантах, похожую на расфуфыренную старуху. Уберите, никому она не нужна, ваша рука…»

Беко, конечно, знал, что люди часто ошибаются, невольно причиняют боль, ненамеренно, без всякого злого умысла, поэтому мы, поскольку живем рядом, закрываем на это глаза и терпим друг друга.

«Допустим, я не закрою глаза, — думал он, — допустим, не хочу закрывать глаза, что тогда?»

Гнев душил его, он дотянулся до пачки сигарет, достал одну сигарету и заметил, закуривая, как дрожит у него рука. Никотин одурманил его и немного успокоил.

— Да, меня зовут Беко, — повторил он.

Зина перевела удивленный взгляд с него на свою руку, лежащую на столе, словно только сейчас ее заметила, словно забыла о ней, как о вещи, ей не принадлежащей. Она убрала руку и что-то хотела сказать. Губы ее задрожали, и Беко увидел, как она покраснела. Потом она улыбнулась, эта улыбка взбесила его: так улыбаются взрослые в ответ на детские шалости.

— Дорогая Зина! — закричал в это время тамада. — Ваше здоровье!

Зина встала:

— Не стоило беспокоиться, — она подозвала Датуну. — Иди, деточка! — поставила его рядом и обхватила рукой за плечи.

Это был самый сложный тост. Не один тамада свернул на этом деле шею, не раз плачущая Зина выбегала из комнаты, оставляя огорошенного тамаду в глубоком недоумении.

— Музыка, туш! — распорядился Беко.

— Тсс! — зацыкали гости.

Зина стояла и улыбалась. Она знала, как трудно в этом доме поднять тост за ее здоровье, но всем придется потерпеть минут пятнадцать, и ей в первую очередь.

Тамада говорил громко и быстро. Все как будто понятно, но если вдуматься — сущая бессмыслица. Он ловко обошел имя Теймураза. Возможно, и упомянул о нем, но так, что никто не понял. Закончив речь, он приник к огромному рогу, а музыканты грянули туш. Гости окружили Зину:

— Будьте здоровы! Здоровье замечательного педагога! Живите на радость нашим детишкам…

Зина улыбалась:

— Спасибо, спасибо…

Потом тамада велел музыкантам замолчать и затянул «Мравалжамиер», гости поддержали.

К Зине подошел свекор:

— Будь здорова, доченька, — он поцеловал ее в лоб.

Он осушил рог до дна и, опрокинув, постучал ободком по ногтю:

— Пусть у тебя столько же врагов останется!

— Откуда у меня враги? — улыбнулась Зина.

— Не пора ли ребенку спать? — осведомился Нико.

— Конечно, конечно, — заторопилась Зина, обрадовавшись поводу покинуть гостей.

— Не хочу, не буду спать, — Дато вцепился Зине в подол.

— Ступай, родной, спать, — Нико похлопал его по щеке, — ты же совсем большой, тебе шесть лет исполнилось.

— Если большой, почему я должен идти спать? — Дато поднял глаза на деда. — Вы же не спите?

— Копия дедушки! — умилялись гости.