Дворец пустоты

Коленопреклоненные девы, точно слыша ее бормотание, тихо и мерно повторяли вслед за ней те же слова. Они процеживали сквозь зубы «убийца» и, выделяя «л», с силой выдыхали «Лиу», а потом возвращались к началу — и так, без устали, все твердили и твердили этот страшный приговор.

Перед рассветом Герк издавал последний крик, еще более жуткий, чем крик гибнущего и цепляющегося за жизнь человека. Про такие вопли говорят: душа с телом прощается. Разбуженный звуком собственного голоса, человек просыпается. Самое трудное — вернуться к действительности. Нас пронзает ощущение беспросветного одиночества и накатывает такой приступ дурноты, точно все нутро готово вывернуться наружу. Переходя от ночного кошмара к яви, острее всего воспринимаешь свои горести. В этот момент заново теряешь тех, кого смерть уже отняла у нас однажды. И чудится, что близкие, которых еще вчера видел здоровыми и счастливыми, в этот самый момент в страшных муках уходят из жизни.

Герк, как воскресший Лазарь, резко сел на кровати. Он открыл было рот, чтобы назвать свой кошмар, но тут увидел, как тень скользнула прочь из его комнаты. Он узнал Альтену и хотел окликнуть ее, но ни единого звука не смог выдавить из своего надорванного горла.

*

После первой ночи в городе начались беспорядки. Возможно, потому, что для поклонников Альтены — а их теперь было не счесть — Аквелон не был городом грез, но городом руин. Прежде всего они взялись за Скамьи Воспоминаний и разломали все до единой. В следующие ночи очередь дошла до брошенных домов: их разграбили и сожгли. Затем добрались до световых экранов и все, что от них оставалось, спалили на огромных кострах. Впервые за всю историю Аквелона в городе пылали пожары. Едва садилось солнце, к дверям Герка начинали стекаться Верные. С наступлением ночи их набиралось несколько тысяч. К часу второй стражи толпа делалась такой плотной, что выплескивалась на соседние улицы и не редела даже у Садов Любви, выживая из зарослей милующиеся парочки. Ложа из мха были грубо вытоптаны, кусты нещадно поломаны.

Потом у дома Герка появлялась Альтена. Плотная толпа поклонников расступалась и мгновенно смыкалась за ее спиной, как море за кормой корабля. И дальше, вплоть до первого крика Герка, воцарялась зловещая тишина. Когда изо рта Герка вырывался первый вопль, в толпе поднимался нарастающий гул размеренного речитатива: «Убийца Лиу!» Так продолжалось до утра. Затем начинал брезжить свет, и воздух взрезал последний крик. Тогда толпа вдруг рассыпалась и устремлялась прочь, круша все на своем пути.

Каждую ночь, как и в первый раз, Альтена уходила с пробуждением Герка. И всякий раз он успевал заметить ее тень. Гиканья несущейся прочь толпы казались ему эхом оглушительного гвалта птиц, нападавших на него во сне. Герку хотелось вскочить, но тело не слушалось его. Он растерянно оглядывался по сторонам и учился узнавать свою комнату. Пересчитывал ирисы на обоях, называл по очереди каждый предмет: стул, стол, комод, шкаф. Взгляд его останавливался на ботинках, которые, казалось, ждали его. Это немного успокаивало. Брошенная на кресле одежда говорила, что накануне была отличная погода и что ей не терпится выйти проверить, так ли хорош новый день, как был предыдущий. Герку казалось, что он спасен. Спасен наступлением дня. Он вставал, одевался, выходил на улицу. Светало. Город был безлюден. Только следы ночного разгула: дымки, сорванные двери, разбитая в щепки мебель.

Альтена, прячась, ходила за Герком, следила за каждым его движением и ждала дня, когда он проявит наконец первые признаки безумия.

*

Ночные бесчинства нимало не тревожили Императора. Он любил широкие песчаные пляжи с выброшенными на них ракушками. Может быть даже, ему казалось, что Аквелон — это огромная раковина, вынесенная морем на берег времени, и что в тот день, когда все дома окончательно рухнут, над руинами всплывет другой город, построенный без балок и стропил, сотканный из чистого света и подобный небесному Иерусалиму, вечно живущему в памяти. Кошмары Герка Император воспринимал как события частного порядка, не имеющие никакого отношения к делам Империи, и все же он следил за ходом событий. Крики меж тем с каждой ночью делались все громче. Это был теперь какой-то животный вой, не достигший, однако, наивысшей точки. Ничто пока не предвещало развязки.

Но однажды случилось неслыханное.

Следуя прекрасной и печальной традиции, какая-то юная дева утопилась в водах Шельды. Вместо того чтобы оставить ее спокойно плыть по течению, Верные выволокли ее тело на берег и, сопровождаемые огромной толпой, протащили по всему городу. Толпа неизвестно почему скандировала свой ночной речитатив «Убийца Лиу». Труп бросили свиньям.

Происшествие глубоко потрясло жителей и вызвало всеобщее негодование. Но все пересилил страх. С утра улицы Аквелона заполнились народом. Люди сбивались в группы, тихо обменивались несколькими словами, не имевшими, впрочем, никакого отношения к тому, что уже называли Событием. Потом все расходились, еще более озабоченные, чем прежде.