Дворец пустоты

Добредя до тростниковой хижины, Лиу сел на пороге. Он не мог прийти в себя после того, что с ним приключилось. Постепенно ему все же удалось обрести спокойствие. Вещи снова стали говорить то, что говорили испокон веков и будут говорить вечно: каждый предмет без устали твердил свой заученный речитатив. Воспоминания и мысли о будущем отступили. Лиу весь был в настоящем, готовый и к восторгу, и к страданию. Чего он ждал? Вечера? Или дождя, близость которого угадывалась в напоенном особой мягкостью воздухе? Или, может, того момента, когда в мире свершится ежевечерняя гигантская метаморфоза и тьма заступит на место света? Мысль, что через двадцать девять дней он должен сразиться с братом, не посещала его — настолько все, что ждало впереди, казалось невероятным, невозможным. Может, он ждал ночную деву? Но, в отличие от своих сверстников, Лиу еще не познал женщины. Вплоть до настоящего дня его манила только даль. Он дважды плавал к айсбергам, видел северное сияние и наблюдал, как в июне вечернее солнце скользит вдоль северной кромки неба, чтобы к утру оказаться на востоке. Побывал он и в Исландии, где во дворце Принца плачут ледяные статуи. А когда вернулся из этого путешествия, заметил на террасе кафе молодую женщину и улыбнулся ей. Она ответила трепетом ресниц. Согласно обычаю — вернее, в соответствии с правилами хорошего тона, — Лиу должен был подойти и коснуться ее губ поцелуем. Но он не посмел. В Аквелоне, надо заметить, не принято было оставлять без внимания призывный взгляд. Полагалось по крайней мере встретиться, обменяться несколькими словами или просто позволить дыханиям слиться. И только после этого, если взаимное притяжение не звало дальше, можно было разойтись, не коснувшись друг друга. Но немыслимо было удалиться, не ответив на нежный зов. Лиу же отвернулся и пошел прочь. Молодая женщина — а это была Альтена — вскочила. С ней такое случилось впервые: чтобы мужчина оскорбил ее пренебрежением! Она отправилась его искать, бродила много часов, да так и не нашла.

Охваченная негодованием, она бросилась к Герку, чтобы на нем выместить обиду, нанесенную прекрасным юношей. Она принялась корить Герка за то, что он с ней слишком ласков и нежен. Надоели ей идиллии при лунном свете! Удивился Герк, но остался невозмутим, и тогда она разразилась упреками и грубыми оскорблениями, на которые женщины такие мастерицы. Альтена кричала, что в любви он подобен моллюску, что у него клейкие губы, что он слюняв, как верблюд, и она отказывается ложиться с ним в постель.

Герк ударил ее, они упали. Альтена кусалась и царапалась. Вдруг ярость ее сменилась слезами, а укусы — поцелуями, и она стала умиленно просить прощения. Они поклялись друг другу никогда больше не ссориться и очень смеялись над моллюском и верблюдом. И тогда они придумали слово верность, доселе неведомое в Аквелоне. Альтена заявила, что выцарапает Герку глаза, если только он засмотрится на другую женщину, и ему это необыкновенно понравилось. Обоим казалось, что они придумали рай.

Каждый день, ближе к вечеру, Альтена приходила теперь на террасу кафе, где увидела прекрасного незнакомца. Но Лиу не появлялся. И всякий раз обиду она вымещала на Герке. Ссоры их делались все яростней, примирения — все сладостней.

*

С первых же дней затворничества в замшелой землянке Герка охватило смятение — так бывает со всеми, кто снедаем беспокойством: внимание его перескакивало с одного предмета на другой, пока наконец не остановилось на чудовищном по своей жестокости видении. Герк думал о Поединке Достойных. Он видел, как наносит Лиу смертельный удар. Эта сцена рисовалась ему с устрашающей четкостью. Вот Лиу стоит по плечи в воде, он не верит, что смерть пришла от руки брата. Часть лица у него снесена, губы разорваны. Герку представлялось, как он добивает брата последним ударом… Затем все начиналось сначала, и всякий раз Герк испытывал ужас от того, что делает, и боль, как если бы сам получал страшный удар. Потом вдруг беспокойство его обратилось на Альтену, и ему смертельно захотелось ее видеть. Кровь застучала у него в висках, вены налились кровью — вот-вот лопнут. Герк вскочил, хотел было идти ее искать. Но вокруг — никого. Побережье пустынно. Он вдруг понял, что совершенно один. Он осознал, что страдает. Если ночью Альтена не придет, он убьет ее, подумалось ему.

Герк еще не знал, что в самом потаенном уголке самого себя, в уголке, который можно назвать комнатой Синей Бороды, за дверцей, замкнутой на ключ, в темноте стенного шкафа прибит железный крюк, ожидающий того, кто на нем повесится.

*

Поединок Достойных был своего рода ордалией,[2] забытой на протяжении многих веков. Когда ночные стражи предложили возродить эту традицию, всем пришел на память легендарный бой между Руртруксом и Вальдо.[3]