Дворец сновидений

— Тут в самый разгар всего этого являются супрефект и имам, которым кто-то донес о происшествии. Когда услышали, в чем дело, стали репы чесать, не знают, что делать. Заставить меня забрать папку они опасались, потому что это было бы все равно что удерживать меня там насильно, поскольку ясно было — кони с этой папкой с места не тронутся. Признать, что сновидения их супрефектуры настолько дрянные, что препятствуют передвижению курьеров, — этого они тоже не могли. А для меня время дорого. У меня больше тысячи сновидений из разных областей, и за опоздание отвечать мне. Тогда я им режу напрямую, без шерсти на брюхе, как говорится. Предложил им проехать вместе со мной до того поля, на котором я оставил папку, чтобы они посмотрели собственными глазами на всю эту чертовщину. Согласились, хотя носы и воротили; и вот так, набившись всем скопом в повозку, добрались до выезда из Енишехира. Папка лежала там. Я поднял ее с земли, положил в повозку, стеганул коней, а они ни с места — только ржание и пена летит во все стороны, словно в повозку сам дьявол забрался. Достал папку из повозки, дал им в руки — и кони рванули во весь опор. Я уж говорил, что оставил бы их так, с разинутыми ртами, с папкой в руках, да и дал бы деру, но побоялся осложнений и повернул повозку обратно. Видите, говорю им, поняли наконец? Они только шепчут «Аллах!» как полудурки и не знают, что делать.

Пока мы пытались найти хоть какой-то выход, начальнику отделения, который перепугался до мозга костей, решив, что в этом деле может пострадать первым, поскольку допустил отправку в Табир такого дьявольского сновидения, пришла в голову мысль — вынимать сновидения из папки одно за другим и выяснить, от какого из них вся эта дурь происходит, чтобы из-за него не пострадали другие. Мы все обрадовались этой выдумке и, не откладывая в долгий ящик, начали проверку, доставая из папки то одно сновидение, то другое. Особого труда не составило найти то самое, скверное, сновидение. Вытащили мы из папки эту заразу, и я поехал дальше.

— Да это прямо не сновидение, а чертовщина какая-то, — проговорил кто-то.

— А что теперь с ним будет? — спросил другой. — Его ведь ни на какой повозке не увезешь, разве нет?

— Да хоть бы никогда и не привозили, — сказал перевозчик с хриплым голосом.

— А может, это какое-то важное сновидение, тем более оно оказалось таким необычным.

— Да какое бы оно ни было, — проговорил курьер, — Пусть даже из чистого золота. Если уж кони отказываются его везти, значит, что не сновидение, а сам черт. Понимаешь, черт с рогами, вот что это!

— И все же…

— Никаких «все же»; если кони не могут его везти, значит, там оно и сгниет, в этом проклятом Енишехире.

— Ну нет, — сказал старый курьер, — не знаю, как оно сейчас, а вот раньше в таких случаях использовали пеших гонцов, сноносцев.

— Что, в самом деле такие были?

— Ну конечно, — ответил старик. — Были известны случаи, хоть и редко, когда кони не могли везти сновидения. Для этого были пешие курьеры, грязедавы, как когда-то их называли. Раньше все-таки порядка больше было.

— И сколько же надо времени пешему курьеру, чтобы доставить аж оттуда сновидение?

— Зависит от расстояния. Если мне память не изменяет, то из Енишехира понадобится примерно года полтора.

Несколько человек присвистнули от удивления.

— Удивляться тут нечему, — сказал старый курьер. — Не зря говорят, что правительство зайца на телеге догонит.

Они переключились на другую тему, а Марк-Алем протиснулся дальше. Везде стоял тот же оглушающий гул разговоров: у входа в помещение, на лавках и у окошек Экспедиции, в которые курьеры по очереди, регулировавшейся совершенно непостижимым для Марк Алема образом, сдавали доставленные дела.

Один из курьеров, про которого Марк-Алем услышал, что тот потерял сумку, поскольку напился по дороге, сидел в сторонке, с глазами красными, как горящие угли, и продолжал пить, что-то про себя бормоча.

Снаружи, со двора доносился непрерывный гул голосов, скрип колес повозок, которые только что прибыли издалека или, наоборот, уезжали после сдачи документов, и время от времени раздавалось ржание коней, от которого у Марк-Алема внутри все дрожало еще сильнее. И вот так будет продолжаться до самого утра, подумал он, оцепенев. До самого утра, о господь всемогущий, повторял он, продираясь сквозь весь этот хаос, чтобы уйти оттуда поскорее.

IV. ВЫХОДНОЙ

Два-три раза Марк-Алем в ужасе просыпался от страха, что опаздывает. Рука его уже готовилась сдернуть одеяло, но в этот миг его затуманенный мозг пронзала мысль, что сегодня на работу идти не надо. Это был его первый выходной с момента устройства во Дворец Сновидений.

Наконец он открыл глаза. Полоски света, пробивавшиеся сквозь белые тюлевые занавески на окне, мягко легли на край его подушки. Он полежал еще немного, затем откинул одеяло и встал с постели. Должно быть, уже поздно. Он подошел к зеркалу и взглянул на свое опухшее лицо. Голова была тяжелой, будто налита свинцом. Никто бы не поверил, что в свой первый выходной он встанет после сна более утомленным, чем обычно по утрам.