Дворец со съехавшей крышей

– Дорогой, – устало сказала она, – ты ее сделал? Почему? Нет, я не нервничаю, но время бежит, деньги нужны срочно. Да, отлично знаю их стоимость, но можешь сбавить цену. Хорошо, дай мне два миллиона. Нет, за кольцо отдельно. Сколько? Дорогой, ты поступаешь некрасиво. Вот здорово! Если б я могла, то пошла бы в скупку. Ты используешь мое безвыходное положение. И какая сумма? Нет, дорогой, забудь о нашем разговоре. Спасибо, сейчас же приду и возьму вещи. Я знаю, что ты через пятнадцать минут закрываешься. Мне только дорогу перейти, не опоздаю. Нет, дорогой, меня устроят два миллиона за ожерелье и пол-лимона за перстень. Меньше – никак. Я тебе все объяснила, думала, ты поможешь. Но кое-кто элементарно решил нажиться. Мне очень плохо, я наделала глупостей, боюсь, что рано или поздно полиция обо всем догадается. Так страшно, что сердце холодеет, хочу уехать. Если не раздобуду денег, покончу с собой. Я не вынесу позора, выброшусь из окна. Лучше смерть! Жди, я иду.

Раздался хлопок двери.

Светлана вылетела из укрытия и, забыв помыть руки, бросилась за Фурсиной.

Катя спокойно покинула бутик, ни разу не оглянувшись, пересекла проспект и вошла в большое офисное здание. Света ринулась туда же и растерялась. В башне много этажей, в холле восемь лифтов. Рабочий день заканчивался, народ бурлил перед постоянно подъезжающими и уезжающими кабинами. Фурсина успела воспользоваться каким-то подъемником, а выяснить, куда она направилась, не представлялось возможным. За все время телефонной беседы Екатерина ни разу не назвала имени человека, с которым говорила. Светлана лишь поняла, что это мужчина.

Бондарева решила подождать. Вдруг Катя и таинственный незнакомец вместе покинут здание? Тогда она потихоньку их сфотографирует на мобильник…

– Зачем? – перебила я.

Светлана обомлела.

– Козлова, ты не поняла? Фурсина просила какого-то нелегального скупщика взять у нее кольцо и колье. Хотела получить за них два с половиной лимона. Барыги всегда за товар меньше дают, Катька знала, что колье стоит пять лимонов, а колечко на один тянет.

– По твоему мнению, Фурсина украла драгоценности? – протянула я.

– Степа, ты с утра попила тормозной жидкости? – схамила Света. – А кто ж еще? Ей очень удобно было пакет подменить. И упаковки в распоряжении Катьки навалом, и наш фирменный бантик она отлично вяжет, знает, куда бумажную лилию клеить. Ясно теперь, почему Катька вниз сиганула – она денег не получила! Похоже, бабки ей жуть как нужны были. Может, в долг брала, да вовремя не вернула, вот и пошел процент на процент накручиваться. А серый ломбард ей ни фига за украденное не дал, в цене не сошлись.

Я, пытаясь хоть чуть-чуть увеличить дистанцию между собой и Бондаревой, сдвинулась в сторону.

– Ну и что? С одним перекупщиком не срослось, можно к другому пойти.

Продавщица опять нависла надо мной.

– Козлова! Ты не дослушала!

– Продолжай, – велела я.

…Бондарева дождалась Фурсину, но та появилась одна. Лицо ее было красным, взволнованным, и Светлана поняла, что она поругалась с барыгой.

Катя вышла на улицу и встала на бордюре тротуара, поджидая, пока красный сигнал светофора сменится зеленым. Света находилась чуть поодаль и заметила, что на плече девушки висит небольшая сумочка на длинном ремешке.

Сначала Екатерина стояла одна, затем у перехода начал скапливаться народ, и Бондарева потеряла ее из виду. Вспыхнул зеленый, толпа зашевелилась, раздался вскрик, люди пошли через проспект, Катя осталась на месте. Она озиралась по сторонам, и сумочки у нее не было.

Пару секунд Фурсина не двигалась, затем кинулась догонять пешеходов, хватала их за руки и что-то говорила. Поток машин вновь понесся по дороге, Светлана не успела перебежать проезжую часть. А когда наконец перешла на другую сторону, увидела Катю на автобусной остановке, на скамеечке. Лицо ее окаменело, глаза были красными, нос распух.

Бондарева вмиг сообразила, что случилось. Не стоило Катюше злить перекупщика. Тот свистнул кому надо, и у Фурсиной отобрали сумку, в которой лежали драгоценности.

– Вор у вора дубинку украл, – подвела итог Света. – Вот почему она с верхотуры сиганула, поняла, что не будет бабла. Вчера вечером ей за ювелирку фигу дали, а потом и вовсе ограбили.

– Отчего ты сегодня прямо с утра не рассказала эту историю Илье Михайловичу? – удивилась я.

Светлана скривилась.

– А он мне поверит? Я первая на подозрении и вдруг прихожу с таким докладом… Лапин вызовет Катьку, та круглые глаза сделает и заявит: «Бондарева врет, я никуда не ходила. Кто, кроме нее, меня видел?» Я заинтересованное лицо, и получается, будто отмазаться хочу, Фурсину нарочно очерняю. Очень у меня сегодня трудный день – я мучилась сомнениями, тебя искала, посоветоваться хотела. Кто ж предполагал, что Катька покончит жизнь самоубийством? А сейчас она покойница, ни подтвердить, ни опровергнуть ничего не может. Прикинь мое положение! Точно все подумают, что я вру, лью грязь на мертвую. Вот поэтому и прошу: сходи к Варваре и передай ей эту историю от себя.

Я прищурилась.

– Соврать, что это я сидела в туалете, а затем следила за Фурсиной?