Дворец Тысячи Комнат

— Боги услышали мои молитвы! Они не дали совершиться этому ужасному злодеянию! Кто вы, благородный незнакомец?… И нет ли у вас с собой какой-нибудь еды? Уже больше недели мы увидим здесь взаперти. Мои спутники лишились рассудка, они хотели… хотели…

Не договорив, женщина расплакалась, громко всхлипывая и без стеснения пользуясь подолом своего платья в качестве платка. Северянин, который без страха смотрел в глаза любой опасности и с легкостью ввязывался в схватку, невзирая на количество и силу противников, на удивление легко впадал в замешательство при виде женских слез. Тем более, если девушка настолько привлекательна, а он уже несколько дней лишен женского общества.

Тщательно обшарив все карманы и поясную сумку, киммериец с сожалением обнаружил, что самое большее, что он может предложить даме — это совершенно раскрошившийся кусок лепешки. Пообещав, что его отсутствие продлится недолго, Конан отправился на поиски чего-нибудь съестного.

Женщина, которая, несмотря на все уговоры, категорически отказалась спускаться вниз, осталась его ждать в своем убежище. Двое безумцев тем временем пришли в себя и принялись извиваться в своих путах подобно гигантским личинкам, стараясь добраться друг до друга. Без стеснения надавав им пинков и растащив по разным углам зала, северянин пообещал оставить их без еды, если те немедленно не угомонятся.

Но ни в соседнем, ни в следующих залах не нашлось ничего, что годилось бы в пищу. Там было множество драгоценных предметов, за каждый из которых можно было бы выручить кучу денег, которых хватило бы, чтобы устроить роскошный пир. Единственное, что можно было бы съесть, — это растения в оранжерее, но кто знает, не окажется ли такой обед последним для тех, кто соблазнится этими полузасохшими растениями?

Вдруг острые глаза варвара заметили, как что-то мелькнуло за окном. Птицы, как раз то, что требуется, чтобы подкормить оголодавших придворных и перекусить самому. О том, каким способом заполучить желанную дичь, варвар даже не задумался. Здесь полно мебели, из обломков которой можно изготовить неплохую ловушку, а кресла и диваны, насколько ему известно, принято набивать конским волосом…

Некоторое время спустя Конан снова появился в зале, с торжеством неся четырех птиц.

— Спускайтесь, сейчас у нас будет обед!

Но блондинка лишь издавала жалобные возгласы, спуская то одну, то другую изящную ножку с края мраморной чаши и безуспешно пытаясь нащупать хоть какую-то опору. Покачав головой, Конан моментально залез к ней и, посадив девушку себе на плечи, спустился вниз. Статуя немного качнулась, протестуя против такого непочтительного обращения, но вопреки опасениям киммерийца, осталась стоять. Спасенная не сводила глаз с пищи, как будто по волшебству появившейся перед ней.

Но не есть же птиц сырыми и тем более немыслимо предложить подобное блюдо благородной и такой симпатичной женщине. Ничего, он сумеет что-нибудь придумать.

Конан с удобством устроился на скамейке, обитой светлым бархатом, и начал старательно ощипывать свою добычу. Блондинка, которую варвар не решился привлечь к этому занятию, подскочила и, схватив другую тушку, принялась торопливо выдергивать из нее перья. Улучив момент, когда Конан отвернулся чтобы прикрикнуть на спеленатых мужчин, которые решили напомнить о своем существовании, она впилась зубами в шею птицы не хуже дикой кошки.

Вскоре в бронзовой чаше загорелся веселый костерок из обломков изящной мебели. Вертелом послужила длинная изогнутая железяка, извлеченная Конаном из давно засохшей цветочной композиции, украшавшей чью-то парадную спальню. Киммериец принялся жарить птиц так старательно, как если бы от этого и в самом деле зависело что-то важное. Внезапно до слуха его донеслось рычание, скулеж и прочие звуки, которые никак не могли вырываться из груди человеческого существа.

Молниеносно развернувшись, готовый встретить неожиданно появившуюся опасность, киммериец был изумлен тем, что предстало его взору. Милая изящная девушка устроила себе развлечение, проявив жестокость, которой в ней невозможно было предположить. Стащив птичьи потроха, она со счастливым смехом водила сочащимися кровью кусочками перед самым лицом беспомощного мужчины, так, чтобы он не мог ухватить их. Внезапно тот, изловчившись, едва не цапнул ее за руку. Жалобно вскрикнув, она уронила кусочек потрохов на узорный пол. Повернувшись на бок, придворный с довольным урчанием проглотил их, вылизав камни пола до последней капли. Второй громко протестовал против такой несправедливости, требуя порцию потрохов и себе тоже.

Отломив по наполовину сырому крылышку, варвар скормил их аристократам, от голода потерявшим всякое понятие о приличиях. Дама, съев целую птицу, смотрела на киммерийца так, что самая распущенная из обитательниц веселых домов показалась бы рядом с ней законченной скромницей. Наконец, облизав пальцы и украдкой вытерев их об обивку кресла, она приняла изящную позу и произнесла светским тоном: